Только не дворецкий. Золотой век британского детектива

— Были, — согласился мистер Оуэн. — Ведь если бы она упомянула сан своего мужа, вы бы заинтересовались и стали задавать вопросы — ничего сложного, конечно, для настоящей жены священника, но она бы запуталась. Другое дело — ее муж: он изображал викария перед мирянами, и притом перед иностранцами. Мне очень жаль, каноник, но ваши жильцы — мошенники. Начнем с того, что фамилия их, конечно, не Бери. Кто они такие, я, к сожалению, не знаю — мы с ними столкнулись недавно, и методы у них необычные. Но одно я знаю точно: это воры и мошенники.

Каноник откинулся на спинку стула.

— Воры и мошенники! — выдохнул он.

— И весьма умелые, — заверил его Трент. — Они привезли в ваш дом то, что украли в прошлом году — тогда ограбили несколько усадеб и, что озадачило полицию, брали такие вещи, которые, казалось, невозможно продать. В том числе, например, табар герольда — как говорит суперинтендант Оуэн, он принадлежал отцу сэра Эндрю Ричи, который в свое время был герольдом Мальтреверсским. Этот табар пропал вместе с драгоценностями, когда взломали дом сэра Эндрю в Линкольншире. Но продавать его открыто было опасно, да, в сущности, дорог он был только как память. Тогда мошенники сочинили целую историю, чтобы привлечь какого-нибудь американского богача и заставить его купить плащ. Полагаю, это обошлось их жертве в круглую сумму.

— Олух несчастный, — прорычал Лэнгли.

У каноника Мейберли дрожали руки.

— Боюсь, я не понимаю, — проговорил он. — Зачем им понадобился мой дом?

— Это важная часть их плана. Мы знаем во всех деталях, как они сбыли с рук табар, и нет сомнения, что и с другими украденными вещами они поступали подобным образом. Всего их в шайке четверо. Кроме ваших жильцов был некий приятный, образованный человек — он, видимо, и правда знаток древностей и разбирается в искусстве. Его роль состояла в том, чтобы находить в Лондоне богатых иностранцев, втираться к ним в доверие, возить на экскурсии, обмениваться визитами и, в конце концов, привозить их в дом священника. Все было обставлено так, чтобы посетители сами захотели осмотреть церковь, поэтому у них не возникло никаких подозрений. Просто название места на указателе у поворота звучало так романтично.

Каноник беспомощно затряс головой:

— Но там нет указателя.

— Нет, но когда машина сообщника проезжала мимо, был. Видите ли, указатель поддельный, а название придуманное — чтобы в случае чего было труднее напасть на след. Потом, на кладбище, посетителей заинтересовала надпись на одной могиле. Не хочу отнимать у вас время — скажу только, что надгробие, вернее, его верхний слой тоже был фальшивый. А поддельная надпись должна была заинтересовать путешественников и привести их к мошенникам, что и вышло.

Каноник выпрямился на стуле.

— Но это же гнусное кощунство! — воскликнул он. — Тот, кто называет себя Бери…

— Кощунство, — сказал Трент, — совершил уже не он. Мы полагаем, что это дело рук четвертого сообщника, который выдавал себя за шофера, — очень интересный персонаж. Суперинтендант Оуэн вам про него расскажет.

Мистер Оуэн задумчиво подергал усы.

— Да, он единственный, о ком мы что-то знаем. Зовут его Альфред Ковни, у него есть какое-то образование и немалый талант. Когда-то он служил бутафором и рабочим сцены — можно сказать, настоящий художник. Из папье-маше он может сделать любой предмет — так, что никто и не заподозрит фальшивку. Не сомневаюсь, что так он и подделал надгробие. По сути дела, он вылепил своего рода крышку, которую можно было надевать и снимать. Впрочем, придумать надпись ему вряд ли было по силам — я думаю, ее сочинил Пиффорд, а начертание букв Альф срисовал с других надгробий на кладбище. И указатель, конечно, подделал он же, чтобы устанавливать, когда нужно, а потом убирать.

Что ж, Альф попал в дурную компанию. Когда выяснилось, что у него золотые руки, его сделали профессиональным взломщиком. Он отсидел два срока. Он единственный был под подозрением, когда ограбили имение сэра Эндрю Ричи, украли чашу из Эйншэм-парка и Псалтырь из дома лорда Суонборнского. С теми деньгами, которые мошенники выручили в вашем доме, и с драгоценностями, награбленными еще год назад, они неплохо устроятся, и поймать их теперь будет непросто.

Каноник Мейберли понемногу приходил в себя и начинал улыбаться.

— Никогда еще не служил орудием в руках преступников, — сказал он. — Но это чрезвычайно интересно. Значит, когда приходили доверчивые посетители, мой жилец изображал священника, приглашал их в дом и продавал награбленное. Должен признаться, здесь неоткуда возникнуть подозрениям. Викарий в своем приходе, более того — в своем доме. Что тут можно подозревать? Я только надеюсь, ради чести сутаны, что роль свою он играл хорошо.

— Насколько я знаю, — сказал Трент, — он допустил лишь одну ошибку. Небольшую, конечно, но как только я о ней услышал, я убедился, что он мошенник. Видите ли, его спросили о весле, которое висит в холле. Сам я в Оксфорде не учился, но полагаю, что весло гребцу дают, когда его восьмерка отличилась в регате.

Виза каноника за стеклами очков загорелись.