Только не дворецкий. Золотой век британского детектива

Решение присяжных часто зависело не столько от фактов, сколько от эмоционального отношения к подсудимому. Это прекрасно понимает герой рассказа «Показания судьи»: «Гэмбл не раз участвовал в заседаниях уголовного суда как главный герой или же как заинтересованный зритель и прекрасно отдавал себе отчет в важности драматической паузы, каковую он и сделал, наклоняясь к барьеру трибуны и спокойно, торжествующе улыбаясь». В рассказе «Чайный лист» прокурор пытается воспользоваться «инстинктивным стремлением британских присяжных и британских судей к защите нравственности: они всегда готовы повесить человека, обвиняемого в убийстве, за аморальные отношения с противоположным полом». Кроме того, суд был своего рода представлением, куда охотно ходила публика. Особенно любили это развлечение женщины. «Разумеется, зал суда был полон женщин — расфуфыренных и надушенных — жен пэров, букмекеров и политиков» («Чайный лист»). Большое влияние на присяжных оказывало красноречие адвоката: «Хейзелдин всегда одерживает верх, или, по крайней мере, так кажется. А значит, на его стороне и симпатии присяжных». Очень возможно, что прототипом Хейзелдина послужил блестящий адвокат сэр Эдвард Маршалл Холл, который в двадцатые годы находился в расцвете своей карьеры. Но в начале XX века у артистичного барристера появился серьезный соперник — компетентный эксперт.

БЕРНАРД СПИЛСБЕРИ И УБИТЫЕ ЖЕНЫ

В рассказе «Чайный лист» эксперт — профессор Мозли — выступает на стороне защиты. Однако самый известный эксперт того времени прославился тем, что отправил многих обвиняемых на виселицу. Впервые молодой патологоанатом Бернард Спилсбери привлек к себе внимание в 1910 г., когда ему довелось сыграть решающую роль в громком судебном процессе. История Криппена — американца, жившего в Лондоне, — на первый взгляд была довольно обыкновенной: муж убил постылую жену, чтобы соединиться с любовницей. Однако в деле было много деталей, распаливших воображение публики.

Во-первых, судя по свидетельским показаниям, жена Криппена, бывшая певичка варьете, открыто изменяла мужу и всячески над ним издевалась. Роджер Шерингем (сыщик, придуманный Энтони Беркли) говорит в одном из романов, что если существовала на свете женщина, которая просто напрашивалась на то, чтобы ее убили, то это была Кора Криппен. Сам же Криппен был врачом-гомеопатом, безобидным и добросердечным человеком. На суде он держался мужественно, вину свою отрицал, изо всех сил выгораживал любовницу — словом, производил приятное впечатление. Во-вторых, парочка уже отплыла на корабле в Канаду (причем любовница Криппена была переодета мальчиком), и их задержали в порту прибытия благодаря радиосвязи с кораблем, что было первым случаем такого использования радиограммы. И в-третьих, против Криппена практически не было доказательств. Да, его жена исчезла неизвестно куда. Да, он привел в дом любовницу и отдал ей украшения жены. Да, под полом его квартиры удалось обнаружить фрагменты человеческих останков, но установить, что они принадлежали жене Криппена, не представлялось возможным (не было найдено ни головы, ни конечностей). Тут-то и вышел на сцену Бернард Спилсбери — он не только обнаружил в останках следы скополамина (сильнодействующего алкалоида), но и уверенно утверждал, что ему удалось идентифицировать шрамовую ткань в нижней части живота (в этом месте был шрам у покойной Коры Криппен). Это свидетельство оказалось решающим — Криппен был приговорен к смертной казни и повешен.

Маршалл Холл впоследствии заявил, что если бы он защищал Криппена, то того бы отпустили или в худшем случае вменили бы ему убийство по неосторожности. По его версии, Криппен дал жене лекарство от депрессии, но не рассчитал дозу. А потом, испугавшись, расчленил и спрятал труп.

Так же считал и Энтони Беркли — в 1937 г. он опубликовал заметку «Был ли Криппен убийцей?», в которой доказывал, что если и имело место убийство, то непреднамеренное. Скополамин должен был просто усыпить Кору и тем самым дать Криппену возможность провести спокойный вечер.

«Человек не может сорок восемь лет быть милым и добрым, а потом оказаться чудовищем». Сомнения в справедливости приговора высказывал и американский автор детективов Раймонд Чандлер.