Только не говори маме. История одного предательства

Однажды летом, во время школьных каникул, мама собиралась утром на работу. Я знала, что отец уже вернулся с ночной смены и лег спать. Из своей комнаты, которую от родительской спальни отделяла лишь лестничная площадка, я слышала, как он зашел в туалет, помочился, не закрывая дверь, потом шумно протопал в постель. Когда внизу хлопнула дверь, возвестив об уходе матери, я тихонько спустилась по лестнице. Стараясь не шуметь, я зажгла плиту, чтобы вскипятить воду для утренней ванны и чая, потом включила гриль, чтобы поджарить себе тост. И тут сверху зарычал его голос:

— Антуанетта, поднимись ко мне.

Меня охватила паника, когда я безмолвно встала в дверях.

— Приготовь мне чай и принеси.

Я развернулась, чтобы уйти.

— Я еще не закончил, детка.

К горлу подступил ком, и стало трудно дышать, когда я встретила его насмешливый взгляд. Он улыбался, но без намека на юмор.

— Можешь принести мне и тост.

Словно робот, я приготовила для него чай с тостом и понесла поднос наверх. Отодвинув переполненную пепельницу и пачку сигарет, я поставила поднос на ночной столик и мысленно помолилась, чтобы он отстал от меня, хотя и знала, что этого не будет.

Краем глаза я увидела его бледную веснушчатую грудь, поросшую теперь уже седыми волосами, и уловила кислый запах его тела, смешанный с затхлым прокуренным воздухом спальни. Потом до меня дошло, что он возбужден.

— Сними одежду, Антуанетта. У меня есть подарок для тебя. Снимай с себя все, только медленно.

Я посмотрела на него. Никогда прежде он не просил об этом. Его смеющиеся глаза издевались надо мной.

— Антуанетта, я к тебе обращаюсь, раздевайся, — повторил он, шумно прихлебывая чай.

И вдруг он соскочил с кровати, в одной пижамной куртке, и под складкой дряблого живота я заметила его эрекцию. Видя, что я не выполняю его просьбу, он улыбнулся, подошел ко мне вплотную и хлестко ударил меня по ягодицам.

— Поторопись, — процедил он.

В ловушке его пристального взгляда я была, словно кролик, пойманный вспышкой яркого света. Стоя нагишом, я испытывала непреодолимое желание бежать, но не было ни силы воли, ни места, куда бежать, а он тем временем схватил свою куртку и достал из кармана маленький пакетик, ничем не отличавшийся от тех, что я уже видела. Он раскрыл его, достал какой-то предмет, похожий на воздушный шарик, и натянул его на свой набухший член. Потом взял меня за руку и заставил мои негнущиеся пальцы двигать презерватив взад-вперед, пока тот не сел на место.

Внезапно он отпустил мою руку, крепко схватил за плечи и толкнул меня на кровать с такой силой, что подпрыгнул матрас и заскрипели старые пружины. Он раздвинул мои ноги, высоко поднял их и вошел в меня так грубо, что едва не порвал мое тело, и без того пронзенное дикой болью. Мышцы моей промежности растягивались, по мере того как он снова и снова погружался в меня. Его заскорузлые руки хватали мои груди, которые в последнее время стали очень чувствительными, крутили соски со злостью, подпитывающей его возбуждение, слюнявый рот блуждал по моему лицу и шее. Я чувствовала, как небритый подбородок царапает мою кожу. Я закусила губу, чтобы не кричать и не доставлять ему полного удовлетворения. Мое тело сотрясалось под его резкими толчками, я сжала кулаки и крепко зажмурилась, чтобы не расплакаться. Он содрогнулся и, замычав от удовольствия, скатился с меня.

Я быстро села. Нагнувшись, чтобы взять с пола одежду, я увидела его сморщенный пенис; с его кончика свисал маленький серо-белый резиновый шарик. Резкой волной подступила тошнота, и я бросилась в туалет, извергнув в унитаз горячую рвоту, которая обожгла мое горло. Почувствовав, что внутри ничего не осталось, я, не дожидаясь, пока закипит кастрюля, налила в ванну холодной воды.

Взглянув на себя в зеркало, я увидела бледное лицо, мокрые от слез глаза и красные пятна на подбородке и шее. Я долго мылась, но его запах, казалось, насквозь пропитал мою кожу, и я решила, что он останется вечным пятном на моем теле.

Счастливый храп доносился из родительской спальни, когда я спускалась по лестнице. Это означало, что у меня будет возможность смыться из дома.

Открыв дверь и глотнув свежего воздуха, я выпустила Джуди. Сев на траву, я обняла ее за шею, прижалась щекой к ее голове и дала волю слезам. Джуди, чувствуя мое отчаяние, облизывала мне лицо теплым языком, выказывая свою любовь. Это было так не похоже на слюнявые поцелуи отца.

— Когда же это кончится? — безнадежно спрашивала я себя.

Чувствуя, что мне невыносимо находиться рядом с ним, я села на велосипед, свою первую крупную покупку на самостоятельно заработанные деньги, которая еще совсем недавно наполняла меня гордостью, и равнодушно покатила по улице. Я бесцельно крутила педали, пока улицы с домами не сменились полями. Дважды мне пришлось останавливаться, оставляя велосипед у обочины, когда тошнотворный ком подступал к горлу, и я заставляла себя вновь и вновь извергать рвотную массу, пока слезы не выступали на глазах.