– Сейчас у Тимофея процедуры, минут через десять можно будет уже подниматься, – не глядя на меня, ответил мужчина на мой косой взгляд, брошенный в его сторону.
Я продолжала молча сидеть и искоса наблюдать за мужчиной. Точеный профиль Николая Николаевича обладал неким притягательным воздействием. Хоть и холодом веяло от него за километр, но все же было в нем что-то неуловимо родное. Это чуть позже я пойму, что отец и сын наделены природным обаянием, и их харизма просто не оставляет человеку выбора, она покоряет его сразу, стоит им только обратить на тебя внимание, но это все потом, а сейчас… Открыв рот, я наблюдала за отцом Тимофея, и до меня никак не могло дойти, что этот человек действительно был способен на то, чтобы отдать собственного ребенка в интернат.
– Есения, тебе не говорили, что откровенно пялиться на человека – это как минимум не прилично, а в твоем случае… – он поворачивается ко мне в пол-оборота и смотрит не прямо в глаза, а чуть выше лба, будто за спину, – а в твоем случае я могу это счесть за дерзость.
Улыбка трогает его губы, и я тут же опускаю глаза, мое лицо начинает пылать.
– Это я просто… – начала я, запинаясь.
– Да понял я все, шучу, расслабься, – он ощутимо прикладывается к моей спине ладонью, и я снова кидаю на него непонимающий взгляд.
– Я просто… – попыталась я вновь начать разговор, но поза Николая Николаевича меняется, и теперь он, откинувшись на спинку кресла, сидит полностью развернувшись ко мне, отчего я снова смущаюсь и прячу взгляд от его глаз.
– Знаешь, я специально прислал за тобой водителя раньше, чем положено, потому что хотел поговорить с тобой перед тем, как ты увидишься с Тимофеем, – он хлопнул ладонями по коленям, а я вся обратилась в слух. – Я нашел для него хороший вариант лечения, – довольная улыбка его озарила лицо.
– Какой?
– Я записал Тимофея на добровольное участие в экспериментальном проекте в институт регенеративной медицины, который находится в штатах, – он сделал паузу, видимо для того, чтобы я осознала сказанное им, и мой мозг активизировался и начал действительно в ускоренном темпе воспроизводить все то, что он сказал. – Они, конечно же, не дают стопроцентную гарантию на полное излечение, но это в разы лучше, чем тратить кучу времени и средств на реабилитационный период после стандартных операций, и в любом случае результат будет в разы лучше, чем ожидается после обычной пересадки кожи. Ну, а мы сами будем надеяться на то, что все пройдет гладко.
Он мне еще что-то говорил про то, что у Тимофея вся жизнь впереди, и что нужно решать проблемы сейчас, когда есть возможность, и что не стоит это оставлять на потом. Ведь это жизнь, и кто ее знает, как все будет в будущем. Я поняла, конечно, к чему он клонит. Деньги сейчас решают все, и пока Николай Николаевич «на коне», нужно делать все по максимуму.
– И я буду тебе очень признателен и благодарен, если ты не будешь отговаривать Тимофея от поездки, а совсем в идеале – наоборот, подтолкнешь его к тому, чтобы он не противился и сам поехал.
Ага, вот он – подвох. Но почему Тимофей должен противиться? Может, я чего-то не знаю?
– А он что, отказывается ехать? – глянула я бегло на мужчину и тут же отвела взгляд.
– Я ему еще не говорил, что он будет участвовать в проекте, но он в принципе не хочет уезжать.
Мужчина сделал паузу, и я ясно ощутила, что он смотрит на меня, подняла взгляд.
– Без тебя, – закончил он, глядя мне в глаза.
– Без меня?
Я прикусила губу. Черт, я это сказала в слух? Блин блинский, мне точно нужно подрезать кончик языка, чтобы я наконец-то научилась следить за тем, что говорю.
– Да, без тебя, – сказал мужчина и резко поднялся с кресла, стряхнул с брючин невидимые пылинки и, расправив плечи, встал от меня в нескольких шагах. Чуть приподнял рукав пиджака, оголяя запястье, посмотрел на часы.
– Пойдем, процедуры закончились.
Он подал мне руку, но я отчего-то проигнорировала его жест и, не обращая на протянутую руку внимания, встала сама по стойке смирно перед ним.
– Хорошо, самостоятельная, значит? – удивленно приподнял он бровь и, повернувшись ко мне спиной, пошел к лифту, я – за ним.
А в голове мысли мечутся лихорадочно, одна нелепей другой. Я на самом деле не хочу оставаться здесь одна, не хочу, чтобы уезжал Тимофей. Конечно же, я эгоистичная самолюбка, но черт, по-другому теперь, наверное, и не смогу после того, как Николай Николаевич сказал очень важные для меня слова. «Не хочет ехать без тебя». Я перекатываю их у себя на языке, и они, словно шоколадные шарики, оставляют блаженное послевкусие. Сердце при этом ведет себя неблагоразумно. Трепещет в груди, отдавая позитивные импульсы в разум, а он в свою очередь заставляет мои губы растягиваться в довольной улыбке, которую мне приходится прятать в спущенный на кисть рукав.
– Я надеюсь на твое благоразумие, Есения, – уже выходя из лифта, напутствовал меня отец Тимофея, а я только и могла, что кивать и отворачивать от него лицо, чтобы скрыть улыбку на губах.