— Дай мне договорить, хорошо? Так вот. Я хотела сказать, что к этому можно относиться по-разному: как к дару или как к наказанию. Но в жизни бывает всякое. Бывает, что человек чего-то хочет, а когда получает оное, жалеет. И бывает обратная ситуация: человек не хочет, просит у бога, у судьбы оградить его от чего-то, но, когда это с ним случается, он понимает, что так даже лучше.
— Хочешь сказать, я передумаю и обрадуюсь?
— Я хочу сказать, что мы никогда не знаем наперёд, что для нас есть благо, а что — зло. Мы узнаём об этом только по факту. Конечно, ты можешь сейчас сделать аборт и дальше жить счастливо. А можешь потом вдруг пожалеть. И так же ты можешь выносить этого ребёнка, перекроить свою жизнь во имя него и заскучать по старым временам, а можешь вдруг открыть для себя что-то совсем новое, найти новые удовольствия и радости. Недавно мне рассказали о женщине, которая очень хотела детей от любимого мужчины. Она родила двух сыновей. Это были желанные дети, полная семья, и какое-то время всё складывалось хорошо. А потом что-то случилось. Никто не понимает, что именно произошло. Но эта женщина выкинула своих детей из окна и выкинулась сама. Это страшно, Габи. Она хотела и любила этих детей. И поступила с ними так. Я не верю, что можно настолько рехнуться, чтобы не понимать, кого ты обрекаешь на смерть. Так не должно быть, но так почему-то происходит иногда в мире. И в первую очередь я хочу, чтобы ты была счастлива. Потому решение за тобой. А я поддержу любое, какое бы ты не приняла.
Габи дослушала меня внимательно. Потом взяла в руку свой бокал и поднесла его к носу, некоторое время принюхивалась.
Затем она выставила бокал на просвет к висящей справа от неё электрической лампе. Вино заиграло рубинами. Габи сделала несколько круговых витков напитком в стеклянной ложе, проследила за тем, как медленно, толстыми каплями стекает маслянистая плёнка с круглых стенок, и вновь вдохнула аромат.
— Средняя выдержка, присутствуют цветочные и перечные ноты, — задумчиво произнесла Габриеля, продолжая изучать запах, — ещё чувствую лакрицу и травянистые тона. Я бы сказала, что это — Каберне Совиньон.
— Браво, Габи, — истинно восхитилась я. — Это Каберне. И я ума не приложу, как ты угадала.
— Опыт не пропьёшь! — с гордостью возвестила моя подруга, демонстративно ставя бокал подальше от себя.
Я улыбнулась, веря, что правильно истолковала её жест. Мне хотелось в это верить, хоть я и понимала, что ничего не предвещено заранее. Однако интуиция в который раз подавала мне сигналы, но не тревожные, а благостные. И чтобы не сбить удачу с пути, я решила максимально ограничить разговоры о детях и беременности, если Габи не захочет поговорить об этом сама.
В итоге я допила оба бокала, мы оделись и побрели пешком к моему дому.
Идти было километра два, с неба сыпал приятный мелкий снежок, а пурга совсем утихла. Путь нам подсвещали уличные фонари. От них веяло спокойствием и тишиной. Я хотела перехватить у Габи её чемодан, показавшийся мне достаточно тяжёлым, но она посмотрела на меня суровым взглядом арийского воина, и я прекратила симулировать отвагу там, где ей было не место.
Дома нас встретил Андрис. Он открыл дверь и предстал перед Габи в обычном для домашней обстановки виде: старые шерстяные брюки, серые и чуть великоватые, фланелевая рубашка в крупную белую клетку на светло-голубом фоне. Но почему-то именно сейчас, стоя на пороге вместе с Габи, взъерошенная от снега и весёлая от разговоров и лёгкого хмеля, я обратила внимание, что Андрис немного похудел, и теперь его рубашка сидит свободно, а брюки, и раньше большие, сейчас едва держатся на нём. Андрис надел очки для чтения, которые внешне добавляли ему лет, но делали его лицо более аттическим, отчего мне показалось, что в дверном проёме стоит совсем не мой муж, а по-своему красивый, пожилой мужчина, воспитанный в духе аристократизма.
— Добрый вечер. Добро пожаловать, — сказал Андрис. Он говорил по-русски с сильным акцентом и в разговоре со мной предпочитал родной язык, но для Габи, не знавшей латышского и уже забывшей литовский, Андрис сделал исключение. — Я вас ждал. Задержан самолёт?
— Да, — ответила я, входя следом за Габи, — мы ещё в кафе зашли.
— Правильно, — похвалил Андрис. — Но я надеюсь, вы не ели. Я сделал ужин.
Я улыбнулась ему и не сдержала порыва поцеловать мужа при гостье, что немного смутило Андриса, и он поспешил в гостиную, чтобы похлопотать о накрытии стола.
Мы ужинали при свечах, в свете нарядной ёлки и моей библейской экспозиции, которую Габи не могла не отметить. Ей нравилось буквально всё: она непрерывно восторгалась то видами из нашего панорамного окна, то вкусом бефстроганов, который приготовил Андрис специально к нашему прибытию, то сдержанным убранством дома. Особенно Габриелю впечатлило наличие двух санузлов в квартире. Габи сказала, что это верх комфорта, и в такой обстановке она бы серьёзно подумала о расширении семьи.
После этой фразы мы с Андрисом уткнулись каждый в свои тарелки и замолчали.
— Я что-то не то сказала?.. — виновато спросила Габриеля.