Только не обижай

Ранней весной, собирая сморчки, обязательно наткнёшься на тетёрку, сидящую на гнезде. Она не сидит, а лежит, согревая яйца. Распластанная, словно неживая. Только насторожённый коричневый глазок с кружочком зрачка живёт. Столько в глазке страха перед твоим сапогом, перед резиновой рифлёной подошвой. И мужество тоже. И решимость не двинуться с места до самого крайнего момента…

Летом эту тетёрку встретишь на границе сырой луговины и ячменного поля. Она услышит тебя, ещё далёкого, и будет в высоких стеблях уводить пешком своих уже больших цыплят. В какой-то момент не выдержит, взлетит, понесётся низом в непроходимые заросли ивняка. За ней с великим хлопаньем устремится весь выводок…

В деревенском пруду, в широких зарослях камыша гнездятся утки и чайки…

Чибисы всю весну жалобно вопят над полями. Летними ночами скрипят в траве дергачи. И удивительно, как по такому беспрерывному резкому звуку не обнаружат их голодные деревенские коты…

В сумерках прилетает на пруд цапля. Летит, вытянув в линию непомерные ноги, положив длинный клюв на изогнутую у зоба шею. Опустится. Стоит на одной ноге. Вторую не пускает в дело. Будто бережёт…

Километрах в десяти есть дремучее болото. Его ещё не коснулись мелиораторы. Весной к болоту летят журавли. Довольно высоко летят. А осенью, когда молодняк учится летать, видишь их довольно низко. Две птицы, пять, шесть кружатся над полями. Вскоре соединяются они в стаи, медленно парят под белыми округлыми облаками. И в какой-то прекрасный день – важно не проглядеть его – проплывёт над деревней клин. Семьдесят три птицы насчитал я в нём!..

Вообще-то пропустить такое трудно. В этот день воздух бывает так свеж и чист, что курлыканье доносится до земли сильно и звучно – пока в голубых небесах не превратятся птицы в едва заметную ниточку. Обычно в эту пору роют картошку. Все жители деревни в огородах, в полях. Заслышав курлыканье, отнимают руки от распаханной борозды, от груды жёлтых и розовых картофелин, выпрямляют занемевшие в работе спины и глядят молча вверх. Будто проводили в неведомую сторону своих родственников…

Третья загадка

В свой деревенский дом я приехал в начале зимы.

Осенью дом пустовал и сильно остыл. Первым делом затопил печь. Русская печь нагреется и весь дом нагреет.

Дрова берёзовые, сухие – разгорелись дружно. Теперь можно на колодец за водой сходить, пыль стереть, пол подмести, вещи по местам расставить.

Еду отнёс в сени, сложил в большую кастрюлю. Крышку придавил камнем, чтобы вороватые коты не спихнули. Мешочек с грецкими орехами внёс в дом, рассыпал орехи на печи – пусть подсохнут. Сумку, набитую книгами, поставил на табуретку…

И новое дело – соседей навестить, погреться у них.

Лёг спать уже в своём тепле. Снилось спокойное, приятное. Сон отлетел, когда что-то звонкое стукнуло, закружилось на половицах и, стихая, остановилось. Минуту-другую лежал неподвижно, старался понять, что это. Никаких объяснений стуку и кружению не придумал. Встал, зажёг свет. На полу лежал грецкий орех. Кто же его сбросил с печки? Крыса? Вот загадка.

Слой глины на печи, отсыревший за осень, высох, вспучился. Орех сам скатился.

Спокойно уснул снова. Проснулся опять от стука. Плюхнулось на пол что-то тяжёлое, большое, будто живое, будто поросёнок. Даже страшновато стало.

Это пластмассовая сумка с книгами отогрелась, изменила форму и сползла с табуретки. Загадка простая.

Больше в доме ничего не падало. Но звуков было множество. Нетерпеливый частый стук – это не сосед в гости пришёл, а дятел прилетел из леса, добывает в щелях брёвен застывших мух. Печная труба временами то завывает, то стонет – будто кто-то застрял в ней и не может вылезти. Разыграется метелица – старая крыша на доме покряхтывает, охает: боится, что сорвёт её в сугробы. Синичка вцепится коготками в стену – дом и на это отзовётся: словно тонкую струну щипнули.

Ко всему этому я привык, почти не замечал. Но однажды тихо-тихо загудел моторчик. И не где-нибудь, а в подполье. Третья загадка! С фонариком полез в подвал. На балке сидела серая бабочка – туловище с мой мизинец – и вовсю работала крыльями…

Бражник! В подвал забрался, когда в фундаменте были ещё открыты отдушины. Бражники – бабочки ночные. Пьют нектар цветов, которые раскрывают венчики ночью. Тяжёлому бражнику, прежде чем полететь, надо на месте разогреть себя. Как автомобилю надо разогреть мотор, прежде чем ехать. «Куда спешишь? – подумал я. – Знал бы, какие снега на улице! Жди лета».

Бабочка, видно, и сама так подумала, сложила крылья, затихла.

Чтобы не съели бражника мыши, поставил я в подполье мышеловки, наживлённые колбаской. В доме на стене приколол лист бумаги с надписью: «Бражник». Теперь не забуду вовремя открыть отдушины и выпустить бабочку на волю.

Синичьи песенки