«Папа» Коля же в этот момент только презрительно усмехнулся. Очевидно, что для него это неожиданное для оперативников обстоятельство, не было таким уж неожидаемым. Подполковник меж тем не замедлил ответить на поставленный перед ним вопрос старшего сыщика:
– Очень просто. Удавился собственными штанами.
Далее, он уже обратился напрямую к бандиту:
– Я так понимаю, Николай Селиверстович, Вам о том, как умерла одна из ваших же «шлюх», состоящих у Вас на зарплате, ничего не известно?
– Нахожусь в абсолютном неведении, – уверенно отвечал преступник, чуть сузив глаза и не забыв придать лицу выражение крайней пренебрежительности.
– Однако я, надеюсь, Вас не затруднит дать показания о том, что именно Вам известно по обстоятельствам дела? – настаивал офицер.
– Ни в коей мере, – не задумываясь, согласился Раскатов, едва сдерживавшийся, чтобы не рассмеяться полицейским прямо в лицо, – тем более что мне и рассказывать-то особо нечего. Я ничего не знаю и, как вы правильно поняли, даже не понимаю.
– Тогда Вас допросит наш молодой сотрудник, – распорядился Кравцов и, обращаясь к Роману, уже на выходе из кабинета жестко «отрезал», – майор, следуй за мной.
Лишь только они вышли, Бирюков достал протокол допроса свидетеля (именно такой статус теперь сохранялся за этим бандитом) и начал его заполнять. На все вопросы Раскатов давал недвусмысленные ответы. Проститутками он не заведовал, преступную деятельность не вел, никаких распоряжений кого-либо убивать не давал, и вообще, он являлся чуть ли не самым законопослушным и добропорядочным гражданином в этом большом и прекрасном городе: вел абсолютно честный бизнес и пользовался авторитетом у населения, а то что его кто-то оговорил (да тем более мертвый), так что ж… такое может случиться практически с каждым. Важнее, по его мнению (с подсказки всезнающего адвоката), было запастись доказательствами, а уже потом склонять имя добропорядочной личности. На том дача показаний была благополучно закончена, и «папа» Коля, сопровождаемый своим всезнающим защитником, покинул здание Управления МУРа.
В то время, как Бирюков записывал за вдруг ставшим словоохотливым владельцем ресторанного бизнеса, начальник убойного отдела и его подчиненный проследовали в сторону кабинета Кравцова. Лишь только захлопнулась дверь, руководитель начал подводить неутешительные итоги:
– Хорошо подготовились эти «мерзавцы» – «слили» Кафтанова и «в воду концы». Ладно еще жертва умерла от пистолетного выстрела, а парнишка успел в этом честно признаться. У нас теперь хоть «темного глухаря» не останется. Жаль, конечно, не удалось поднять «заказуху», но что поделать: такие у нас теперь в России законы – вера идет преступникам, а не потерпевшим или свидетелям. В общем, дело нужно отправлять «земельникам» – в отдел по месту обнаружения трупа. Вам же, как только уйдет Раскатов, необходимо будет допросить смотрителя из Царицынского заповедника, который уже прибыл и ожидает приема на вахте.
– Что же это такое творится, получается – «заказчика» мы отпускаем? – желая подтвердить услышанное, переспросил и без того очевидные вещи майор.
– У тебя есть другие, более весомые, предложения? – удивился руководитель, расширяя до невероятных размеров глаза. – Ты предпочитаешь применить к нему третью или даже четвертую степень дознания (пытки и особо жестокие пытки), а потом, получив признательные показания, от которых при своем адвокате он все равно успешно откажется, начинать сразу же готовиться в места «не столь отдаленные»? Это твоя основная задача? Как же в таком случае твоя молодая жена? Думаешь, она тебя из тюрьмы сможет дождаться? Сам должен уже понимать, что это вряд ли… Сколько уже таких случаев было: нельзя в этом мире надеяться абсолютно ни на кого. Ты верь человеку: без веры нельзя, но доверять повремени. Так-что мой тебе будет совет: «утрись» и работай спокойно дальше, не забывая оглядываться. Только так, в нашей профессии, можно удержаться на плаву и не «оступиться». Тем более, что в данном конкретном случае и расстраиваться-то особо нечего: преступление это раскрыто. А то что преступник помер, так на то воля Господа, а не наша. «Ему удалось избежать правосудия земного, но не смог он избежать кары небесной», – слова, кажется, Оливера Кромвеля, а он, как известно, был человек не глупый и отлично знал свое дело.
Старший оперуполномоченный выслушал эти нравоучения молча, не прерывая своего непосредственного начальника. Он потрудился прокомментировать лишь одно обстоятельство, да и то только тогда, когда Кравцов, наговорившись, закончил:
– А жена мне не изменит: она меня до безумия любит, да и потом она прекрасно знает – что не менее важно – что месть моя в этом случае будет просто ужасна. Убью – одним словом, и будь что будет: Бог мне судья.
– Ты это брось… – начал было Виктор Иванович, но тут позвонили с поста на вахте и спросили разрешения на пропуск смотрителя, пояснив, что первые посетители уже покинули пределы здания МУРа.
Подтвердив согласие на проход и этого визитера, руководитель кивнул старшему «оперу»: