Постепенно сообразив, чем для него может закончиться этот день, Никита словно преобразился. Взгляд его приобрел «остекленевшее» (безучастное) выражение. Глаза наполнились жуткой решимостью. «Отмороженные» представители преступного «братства», настолько были уверенны в своем превосходстве, что расслабились до такой степени, что положили оружие на стол возле себя. Да и действительно, чем, по их мнению, мог бы противостоять троим накачанным «здоровякам» один худощавый юноша-полицейский.
Как же они все ошибались! Лишь только мысль о предательстве напарника дошла наконец-то до Бирюкова, он впал в состояние некоего экстаза и дальше действовал, совершенно не думая – больше машинально, чем под воздействием разума. Резко поднявшись, он одновременно с этим с невероятной силой поднял конец стола со своей стороны, опрокидывая другой его край на сидящего напротив него Лысого «отморозка». Тот, вместе с обоими пистолетами, посудой, скатертью и другими столовыми принадлежностями, повалился на пол, на какое-то время прижатый массивным дубовым предметом.
В руке молодого оперативника продолжала оставаться острая вилка. Бирюков резко метнулся в сторону Черного, ошарашенного таким внезапным, неожиданным, ни на что не похожем, отчаянным поведением, но тем не менее уже поднявшегося со своего места. Сделав обманное движение, направляя удар левой руки ему в солнечное сплетение, полицейский отвлек на это его внимание. Тот инстинктивно выставил блок рукой, предотвращая попадание в свой живот, тем самым не заметив и пропуская одновременный выпад остроконечной вилкой, нацеленной ему в левый глаз.
Попадание было точнейшим. Четыре тонких зубца одновременно впились в зрительный орган преступника. Он бешено завопил, в ту же секунду, вместе с глазным яблоком, извлекая из глазницы этот оказавшийся столь опасным предмет хотя в обычных условиях и предназначенный больше для насыщения и получения удовольствия, но в этот миг превратившийся в опасное, безжалостно ранящее оружие. Его лицо стало заливать вытекающей из черепа бурой, кровавой жидкостью. Он обхватил физиономию своими руками – на какое-то время этот противник был обезврежен. Второй был прижат к полу массивным столом и стремительно пытался из-под него выползти. Он барахтался, делая это словно в воде, пытаясь отодвинуть с себя тяжелый предмет, но его движения были сильно уж ограничены, так как он практически был прижат к стене, а с боков валялись поваленные жестким ударом деревянные стулья. Третий – тот что Рыжий, ошалев от такой развивающейся совсем не плану внезапной самозащиты, пришел в себя только тогда, когда его товарищ был так жестоко ранен. Он схватил легкий фигурчатый стул и, замахнувшись им, бросился на врага.
– Убью, «суку»! – кричал он, совершенно определенно высказывая ясность своих преступных намерений. – Все, «ментяра», ты труп! Смерть тебе!
Никита заметил его слишком поздно, но все-таки ему удалось отстранить в сторону голову, повернувшись к нападавшему в пол-оборота. Тут же деревянная конструкция опустилась ему на спину. Она оказалась не настолько прочной – сразу видно, была сделана в наше время – и тут же рассыпалась вдребезги. Однако такого воздействия оказалось вполне достаточно, чтобы сбить противника с ног. Бирюков повалился на пол, одновременно успев разглядеть на полу лежащий прямо по ходу его падения острый шеф-нож. Он славится тем, что имеет прочное широкое стальное лезвие, доходящее длинной до двадцати пяти сантиметров.
Валясь с ног, младший лейтенант не замедлил прихватить его правой рукой и, сделав боковой кувырок через голову, с касанием полового покрытия правым плечом, своей физиономией оказался как раз между ног пыхтящего от натуги Лысого. Замахиваясь сверху, полицейский, обхватив ручку клинка обеими своими ладонями, стал энергично наносить неприятелю удары в бедренную часть правой ноги, стремясь таким образом отыскать «спрятавшуюся» в мышечно-сосудистой области подающую кровь артерию. Верхняя часть туловища бандита в это время находилась за овальной частью изготовленного из дуба стола. Почувствовав, как кромсают его нижнюю часть, преступник, обильно разбавляя свою ор нецензурной бранью, заголосил что есть мочи:
– Снимите его с меня! Кто-нибудь убейте эту «мерзкую» сволочь!
Да… Эти представители преступного «братства» явно не рассчитывали на такой вот совсем неожиданный поворот, как им казалось, четко спланированных ими событий. Уверенные в своем превосходстве, они даже в мыслях не допускали, что какой-то там «молокосос-новобранец» сможет оказать им достойнейшее сопротивление. Но делать было нечего: раз они ввязались в это дело – необходимо было доводить его до конца. Поэтому, увидев, как огромный тесак впивается раз за разом в бедро его в этот момент совсем неудачливого товарища, Рыжий подбежал к словно бы ошалевшему Бирюкову и стал интенсивно, остервенело, колотить его ногами по туловищу, пытаясь отбросить в сторону от своего незадачливого подельника. Однако молодой оперативник будто бы врос в занимаемое им место.