Только никому не говори. Сборник

— Настенька, — заговорил Саня осторожно, как вдруг услышал шорох за спиной, в кабинете: вроде бы открылась дверь из коридора… Вскочил, прислушался, рванулся в комнату, включил свет… бросился в коридор… Обман слуха? Запер дверь на крючок.

— Настя, ты слышала: кто-то входил в комнату?

— Да, кажется, — отвечала она рассеянно. — Майя Васильевна любит неожиданно… хотя нет, она обычно стучится, правда.

— А тут кто-то тайком… — пробормотал он ошеломленно. — Я что хотел?.. Да! Почему ты так сразу поняла, где твои друзья? Он уже бывал здесь, да?

— В том-то и дело. Здесь все у нас и началось — 13 октября в прошлом году, когда хозяйки не было. В той же комнате, понимаешь?

— Однако ваш Гришка…

— Говорю, черт с ними! С обоими. Справлюсь. Не веришь?

— Никаких сомнений. Ты так молода и так прелестна.

— Правда? Я тебе нравлюсь?

— Не мне одному, будь уверена.

Он и говорил уверенно и просто, зная, что никаких там резвых игр и кривляний Настя себе сейчас не позволит.

— Надо пережить, девочка. Изжить.

— Да ладно, перебьюсь. Ерунда.

По ее тону он понял, что вот-вот она начнет жалеть о неожиданной своей откровенности, и переменил тему.

— Посмотри-ка, — поднял японскую зажигалку на свет розовой лампы. — Его зажигалка?

— Его… точно — его! Где ты взял?

— Нашел в чулане.

— В чулане? — Настя расхохоталась; хотя смех слегка отдавал истерикой, чувствовалось в нем и освобождение — намек на освобождение. — Нет, серьезно? Юлька его в чулан спрятала? Какой пассаж!

— В чулан.

— И он там сидел и трясся? Ой, не могу… Погоди. Ведь он всегда заперт!

— В тот момент открыт. Такое уж стечение обстоятельств.

— Вот жизнь, а?

— Да, голубчик. Жизнь. И смерть.

…Саня включил и верхний свет — хрустальная люстра с подвесками — огляделся внимательно. Диван, в углу сложено белье. Стол, на котором возле чернильных чертиков веночек (уж не за ним ли охотились в темноте… «покой» — вечный покой?). Выдвинул все ящики — пустые, лишь в нижнем сосредоточены бумаги покойного ученого… перебрал… с криминальной точки зрения ничего интересного. Платяной шкаф в углу, подвешанный к потолку — парусиновый, заграничный, в нем мои вещи. И стройные ряды книг — спрессованные в тома и томики изыскания о тайнах Божьего мира… «Бархатно-черная… этот священный узор». Если перелистать все книги?.. Не сходи с ума и ложись спать. И все же странно. Странность не в том, что некто — без стука — вошел ко мне, а в том, что «некто» мгновенно исчез, испугавшись моего появления. Можно ли, исходя из того, предположить, что убийца… не торопись. Разгадка невероятной истории будет, я чувствую, труднопостижимой — в лучшем случае. В худшем — мне недоступной.

* * *

Пройдя через староуниверситетские дворики, садики — сильное ощущение давно минувшего и прекрасного, и каждая веточка блестит лаково в бессолнечном воздухе, — он достиг владений медицинского института и долго плутал, расспрашивал, пока не нашел нужную аудиторию. Вскоре лекция кончилась, повалил из дверей молодой народ, где-то там в толпе его соседки, ага, вон, прошли, каждая по отдельности (к счастью, не заметив). Саня обратился к юноше, жующему на ходу булочку:

— Слушай, мне Генрих нужен. Ты его сегодня видел?

— Генрих?.. А, Гусаров. Да вон он! Не видишь? Вон у окна.

Ничего парень. Все, как говорится, при нем. И одет соответствующе… в оригинальном черном глухом… кителе, что ли?.. или сюртуке? Словом, нечто очень модное теперь, «белогвардейское», «монархическое». Утонченное. Ну, Печорин. Саня подошел, спросил негромко:

— Вы Генрих? Григорий Гусаров?

— А в чем дело? — неожиданный вызов в голосе, настороженность.

— Как вас называть?

— А что вам угодно, месье?

Саня немедленно предъявил все ту же зажигалку — на этот раз в носовом платке. Для камуфляжа.

— С рук не покупаем. Нам нужны гарантии.

— Гарантия стопроцентная. Это ж ваша зажигалка.

— Не припоминаю.

— А если сверить отпечатки пальцев?

— Сверяйте.

— А вам не интересно, где я ее нашел?

— Ни малейшего интереса, — однако юноша не уходил, так и замер.

— Да ну?

— Послушайте, если вы из департамента, предъявите документ.

— Вы намекаете… — Саня чуть не задохнулся от волнения. — Из департамента полиции?

— Я не… — Генрих явно занервничал. — Но обычно они так начинают.

— Вы уже привлекались?

— Литературу надо читать, сатрап. Ко мне — не по адресу: в чулан попал случайно.

— А вы молодец — прямо к делу.

— Кто ж меня заложил? — спросил юноша укоризненно, забыв про «документ». — О, женщины!

— Подобные эскапады — погоня за двумя зайчиками — обычно, Генрих, кончаются печально. Почему вы сразу предположили во мне человека из органов?

— А кто еще заговорит про отпечатки?

— Логично. А почему вы не признали зажигалку?

— По той же причине. К вам попадешь… Или вы не оттуда?

— Не оттуда. Я — частный сыщик, любитель экстравагантных ощущений. Хотите поучаствовать?

— В чем?

— В раскрытии тайны Жасминовой улицы, — произнес Саня точно пароль — цитату из бульварного романа.

— А там есть тайна?

— Вы разве не чувствуете?

Оба непринужденно перебрасывались репликами, однако подспудная напряженность пряталась в подтексте.