Только по любви

— Почти все, если вы хотите знать. — Он фыркнул и сказал с сухим юмором: — Это не была монашеская жизнь, так как наши хозяева — бретонский аристократ и позднее французский король — оба известны роскошью своих дворов. Там было вино и танцы, уроки французского и итальянского, игра на лютне и арфе, а также поездки за город в компании дам, прекрасных и не очень. Но Генрих был тогда и является сейчас набожным человеком с серьезными мыслями в голове. Он уделял больше времени молитвам и политическим маневрам, чем кутежам.

Она верила ему, что было достаточно странно. Что было еще более необычно, что она была благодарна ему за ту картину его изгнания с Генрихом, которую он обрисовал.

— Так вы были посвящены в рыцари на Босвортском поле и получили Брэсфорд-Холл. Ваш единокровный брат, должно быть, негодовал.

— И был сердит на Генриха за то, что тот отдал его мне. Сейчас он, должно быть, негодует еще и из-за невесты, которую я получил.

Она промолчала, выжимая воду на его плечи и наблюдая за тем, как она стекала вниз по позвоночнику длинными, тонкими струйками.

— Что?

— Уильям влюбился в вас в прошлом году, когда вы впервые появились при дворе. Он и сейчас влюблен. Вы не замечали?

Она хотела бы увидеть лицо Рэнда, но все, что она видела, были жесткие мышцы на тыльной стороне его сильной шеи.

— Нет.

— Так и есть. Я видел, как он смотрел на вас и в Брэсфорде, и сегодня утром. Его заживо съедает зависть, он также убежден, что был бы более достойным женихом.

— Он ничего не говорил об этом, — настаивала она.

Он мягко фыркнул, затем вздохнул:

— Возможно, я ошибаюсь. Я сердит на него за то, что он был рожден в браке и получал больше любви нашего отца. Возможно,

он хотел прийти мне на помощь на поле сегодня, а не присоединиться к Грейдону в его атаке.

— Как вы можете думать иначе?

— Легко, когда думаю, что любая личная атака запрещена на поле, но я столкнулся с одной в любом случае.

Она пробежала тряпкой по большому кровоподтеку, который был багрового и синего оттенков и через центр которого проходила длинная красная линия. Должно быть, только кольчуга спасла его от более глубокого ранения, полученного от того удара, который нанес Хэнли сзади.

— Вы победили Грейдона, могли нагнать его и потребовать выкуп, — сказала она задумчивым тоном. — Да и Хэнли тоже, я думаю. Почему вы этого не сделали?

Он дернул плечом:

— Я боялся, что могу убить его, а не схватить. Я предпочел не добавлять грехов с поля битвы, которые тяготят мою совесть.

— Грехи с поля битвы?

— Убитые при Босворте, — сказал он прерывисто. — Мужчина становится — я становлюсь — животным в разгаре битвы, зверем, который не думает ни о чем, кроме боя. У рыцаря единственная цель — выполнить королевский приказ и уцелеть ценой жизни других людей.

Она снова протерла синяк, глубоко тронутая его ненавистью к самому себе, которую она услышала в его голосе.

— И все же у вас хватило присутствия духа, чтобы не убить Грейдона.

— Это было другое.

Она взвесила твердость в его тоне, но все равно спросила:

— Как так?

— Побоище было сравнительно не кровопролитным по сравнению с… — Он остановился, сказал через мгновение: — Это было другое.

— Или вы не такое животное, как думаете.

— Более расчетливый, вероятно. Но не берите в голову. Скажите мне, насколько покорной женой вы собираетесь быть в эту брачную ночь?

Она не обратила внимания на сознательную смену темы, так как хотела только прекратить ненужное самоистязание, которое услышала в его голосе. Его насмешка, которая ее сопровождала и решительный огонь в его глазах, когда он посмотрел через плечо, были также нежелательны. Бросив тряпку, которую она держала, в воду с мыльными разводами, покрывающую его бедра, она положила здоровую руку на край ванны и начала вставать.

Он обхватил одной рукой ее запястье, а другой потянулся, чтобы схватить другое запястье. Крик возмущения застрял у нее в горле, когда она была сбита с ног. Вода расплескалась яркими каплями, когда она упала в ванну; ее ноги изящно свесились через край ванны, а нижняя часть тела была крепко зажата в коконе его бедер.

— Что вы делаете? — возмущенно спросила она. — Моя сорочка вымокнет. Мне нечего будет надеть завтра.

— Она вам может и не понадобиться, — сказал он, положив руку на ее живот, чтобы удержать ее внизу, пока она боролась, пытаясь встать. Другой рукой он обхватил ее и нашел точку опоры, охватив округлость ее груди.

Она удвоила усилия, извиваясь, брыкаясь, чтобы обрести равновесие.

— Мои волосы тоже намокнут. Дайте мне подняться.

— Я пытаюсь не замочить их, но вы усложняете задачу — усложняете также и все остальное, — сказал он со смехом в голосе, прижимаясь губами к ее виску. — Если вы не успокоитесь, вы можете разделить супружеское ложе в ванне.

Каждый ее мускул напрягся, когда она почувствовала столбик твердой плоти под изгибами ее ягодиц. Ее сердце колотилось в ребрах. Ее грудь вздымалась и опускалась в соответствии с быстрым темпом ее дыхания.

— Чего… — начала она, прежде чем ее горло стиснуло. — Тяжело сглотнув, она попыталась снова: — Чего вы хотите?