Только позови

— Я не знаю, как вы относитесь лично ко мне. На эту тему у нас разговора не было. Одни, наверное, лучше, другие хуже. Но мне не хотелось бы, чтобы ваше отношение ко мне отражалось на вашем отношении к роте. Наша служба, наша рота — вот что главное. Когда она формировалась, к нам пришли разные люди, из разных мест. Многие из них… — Превор усмехнулся, — были недовольны назначением и порядками. И все-таки нам всем удалось сколотить надежную хорошую команду, где люди научились помогать друг другу. Это было самым трудным, но мы сделали это и имеем право гордиться результатами. Рота должна сохранить достигнутый уровень. К нам приходит новый командир, у которого могут быть свои методы. Это естественно. Но метод — это только форма, он не затрагивает сути дела, главного. А главное у нас есть, и давайте с честью сохраним это главное.

По мнению Лэндерса, речь была почти что безупречна. Превор, конечно, мог бы обойтись без мудреных слов вроде «метод» или «форма», которые вряд ли дойдут до всех, зато он говорил с достоинством и от начала до конца искренне. Придраться к нему было невозможно. Лэндерс подумал, что на месте Превора он не сумел бы сохранить столько благородства.

Прощаясь с управленческим ядром, лейтенант высказался яснее.

— Я знаю, стоит вам захотеть, вы ему желтую жизнь устроите. Так вот, я прошу вас как о личном одолжении — не делайте этого, не надо. Я не знаю, что он собой представляет, но и вы не знаете. Будем надеяться, нормальный командир, не хуже других.

Лэндерс быстро понял, как заблуждался Превор. Ротный Мейхью оказался хуже не придумаешь.

Мейхью признавал только приказ. Таких командиров не интересует, что нравится подчиненным, а что нет. Он был готов на все, чтобы настоять на своем. А ему досталось подразделение, где мало что умели делать и еще меньше хотели делать. Он, очевидно, так и не уразумел этого обстоятельства. Его самонадеянность была невыносима.

Он тоже произнес речь и сразу же настроил роту против себя. Центральный ее мотив звучал примерно так: «Поиграли, и хватит. Пора наводить порядок». Во-первых, они уж никак не «играли». Во — вторых, каждый знал, что порядок в основном есть. Он упустил из виду, что обращается не к зеленым призывникам, а к бывалым воякам, которых как только не мололи, да не перемололи. Мейхью длинно распространялся на эту тему перед ротой, замершей в положении «смирно» на ветреном плацу. Сам он не счел нужным стать как положено, а прохаживался взад — вперед вдоль строя и даже похлопывал себя по бокам, чтобы согреться. Когда капитан наконец принял ненадолго положение «смирно», рота уже невзлюбила нового командира.

Он хорошо знает настроения американского солдата, заявил Мейхью, сам из рядовых вышел. Поэтому пусть никто не рассчитывает на поблажки. Вытянувшись в струнку, Лэндерс внимал словам ротного и мысленно представил себе, как тот шагает по головам и многие давит в лепешку, карабкаясь наверх.

Придя в новое подразделение и сменив командира, которого более или менее уважали, Мейхью, разумеется, оказался в невыгодном положении. Но это не интересовало ни Лэндерса, ни кого другого. Естественно, что на Превора народ сразу же стал глядеть как на святого, хотя раньше отнюдь не все были от него в восторге.

Больше же всего роту покоробило то, что Превора оставили у Мейхью заместителем. Нужно придумать такое — выставить человека на позорище! Потому что как ни крути, прежнему командиру при новом все равно позор и унижение. То, что Мейхью был в чине капитана и, строго говоря, имел преимущество перед Превором, не играло, по общему мнению, никакой роли, что бы ни думало штабное начальство. С Превором обошлись несправедливо, сподличали, это всякому понятно, кроме как командованию Второй армии. И переживает человек — это тоже видно. Так не поступают.

В роте сразу же начался разброд. Показатели боевой подготовки снизились, на построения собирались кое-как, участились случаи препирательства со старшими и прямого неподчинения. Сержанты смотрели на беспорядок сквозь пальцы. Есть десятки способов ставить начальству палки в колеса, притом безнаказанно, а теперь и подавно, когда у солдат появился общий враг. Превор тоже заставлял делать бестолковые вещи — вроде осточертевшей начальной подготовки. Но тогда они кляли штабных крыс. Сейчас кляли Мейхью — независимо от того, виноват он или нет. Рота быстро превращалась в скопище недовольных.

Лэндерс пока не высовывался, помалкивал. Он держал негласное обещание Превору не затевать бузу, хотя его так и подмывало кинуться в драчку.

Через два — три дня после принятия роты Мейхью вызвал его к себе для конфиденциального разговора.

— Нам нужно кое-что прояснить, — начал он.