Только раз бывают в жизни встречи

Если бы Вам выпало счастье (как мне) дружить с гениальным остроумцем Юрием Тейхом, Вы бы вспомнили его слова: «Как хорошо, что для того, чтобы съесть котлету, её не надо водить в кино». Ладно…Котлеты – отдельно, девушки – отдельно. Слушайте, что сказала Ваша Красная Шапочка подруге:

«Как он мог взять билеты на такой отстой, шняга шняжная, я чуть с тоски не подохла, он что, в тундре живёт и не знает о фильме «Крутой банан» с Брюсом Уиллисом?186 … Я знаю, что ты видела… Но я-то нет…»

Тройка Вам с минусом.

«Но почему она не сказала?! – могли бы сказать Вы. Почему о фильме прямо не сказать? Я что – должен догадываться?»

Не только Вы, Серкидон, мы все должны догадываться, они редко что говорят прямо. Я-то Вас, собрата полу отлично понимаю: прямо – оно нам легче. А ещё лучше по-армейски: «Встреча в 22.00, форма одежда – летняя, поведение – фривольное». Или, минуя глупые условности, сократить всё до необходимого минимума: «В кой-ку шагом- арш, ать-два! Левой! Левой! Стой! Расс-те -гай! Ло-жись!»

Серкидон, теперь послушайте, что сказала Нонне подруга: «Нончонок! Тебе я ещё повезло, меня угораздило встретить такого идиота!.. Представляешь, он кинул на стол вот такого вот паука…»

Слышу, слышу. Как Вы орёте: «Прекратите придумывать разную ерунду, не было никаких пауков с Буратинами и галстуков с котлетами, прямо даже не знаю, откуда это Вы берёте…»

Да вы успокойтесь, Серкидон, не кипятитесь… Вы мне не пишете, и мне и лезут в голову разные истории. Но между нами, очень плохо то, что у Вас ничего подобного не было. Известно: нет положительного опыта, нет отрицательного опыта, есть – ОПЫТ. Помните, великий Леонардо назвал личный опыт – матерью всякой достоверности. Кто отец? Отец – наш прекрасный и яростный мир.

Не забудьте, у Вас в пятницу свидание с рыженькой Наташей, крепко жму Вашу руку, и до следующего письма.

-36-

Приветствую Вас, Серкидон!

Доложу Вам об одном несовершенстве моего тёртого этим безумным миром организма: страдаю аллергией на пыльцу берёзы. И получается: кому «берёза белая подруга»187, а я в разгар цветения ея хожу сопливый-некрасивый и «почти берёзке каждой ножку рад» бы обломать…

Был у врача-аллерголога. Прописали: таблетки – глотать, порошки –жевать, капли в глаза – капать, спрей в нос – задувать. Я спросил: «Доктор, а я уши ничего не надо?». «В уши – беруши» – улыбнулось лукавая женщина. «Да Вы поэт!» – чихнул я. На том и расстались.

Вся эта химия, которую приходиться запускать внутрь, и грузит, и гнобит меня изрядно, а иногда в голове многодумной что-то переклинивает. Этим спешу объяснить буйные фантазии по поводу Ваших встреч-невстреч с барышнями-химерами, а также некоторую сезонную небрежность писем. И дурацкие сны последних дней – явление из того же лукошка.

Долгожданна и радостна для человека весна, но для человеческого организма это очень тяжёлое время. Особенно, если младости гейзер затих… Аллергические неприятности начались, когда Ваш письмотворец два раза (туда и обратно) прошёлся по берёзовой рощице в кафешку подле станции метро «Удельная», где чуть было не отбил «розовую кофточку» у «Кисы Воробьянинова». Ныне от этаких прогулок у меня строгий медотвод. «Ищу я для прогулок//Поближе закоулок»188 – это не совсем мои стихи. Проще говоря – гуляю по двору.

Сегодня довелось потоптаться у детской площадки вместе с нашим продвинутым аспирантом. Благо солнышко выглянуло, и мы немного пообщались. Для начала напугал я охальника шутейно: «А знаешь, есть такой цвет “дети Эдуарда”?» Эдик вздрогнул, помрачнел и спросил: «Чёрный?» – «Нет, – говорю, – бледно-розовый. Но бог с ними с детьми, скажи, Эдик, а куда ты своих красоток развлекаешь? Имею в виду культурные мероприятия, кроме кино, понятное дело. Эдик говорит:

– Да я и в кино не вожу. Всё как-то ноги не доходят. Я по-птичьи: сначала распушу хвост, как павлин, потом пою звонкие песни, как соловей, а наконец, как дятел, долблю в одну точку.

– А что бы ты посоветовал молодому человеку в плане чистого искусства. Куда сейчас не опасно пригласить девушку?

– Говорят в филармонии бродят стада одиноких, непуганых меломанок. Но я бы не советовал. Они все музыкой тронутые, там и до детей Эдуарда недалеко, или до каких-нибудь других.

– Эдик, а что же твоя пассия из муз.училища, которая нота «лю» – «О! Оказалось это не песня, это Вагнер четырёхчасовый, крещендо, кода… скрипичным ключом заворачивается…

– Стой, Эдик, пощади моё богатое воображение…

Мало чем помог нам циничный Эдик, одно прояснилось – в филармонию Вам ходить нельзя. Но вопрос – куда ведут хорошие мальчики хороших девочек? – остался открытым…

Позвольте некоторый экскурс, Серкидон. Пусть на физическом плане далеко от дома мне не отойти, зато ментальным образом могу – куда угодно. А мне угодно в пушкинские времена девятнадцатого века…