Только роза

– I am at the tea house, can you come?

– Ten minutes[109], – ответил он. Она расплатилась и вышла подождать на тротуаре. Дождя уже не было, воздух пах гудроном.

Канто приехал. В машине обернулся к ней.

– Can we go to Nanzen-ji?[110] – спросила она.

– Closed now[111], – ответил он.

Роза посмотрела на телефон. Было шесть часов.

– Home then[112], – сказала она.

В пустой комнате с кленом ей захотелось лечь и заснуть под листьями. Она вздрогнула, когда зазвонил телефон. Откинула крышку, увидела на экране надпись: Поль. С забившимся сердцем нажала на соединение.

– Вы не слишком устали, чтобы выпить саке после ужина? – услышала она его голос.

– Нет, не слишком, – ответила она.

– Вы будете в городе?

– Я буду у Хару.

– Я заеду за вами, как только закончу с клиентами.

Она пошла к себе в спальню, приняла ванну, надела платье в цветочек, заколола волосы, подняв их кверху, сдержала порыв смыть косметику, вернулась в большую гостиную. Клен чуть покачивался. Она прилегла на низкую софу и отдалась приятной иллюзии легкой качки. Вскоре она задремала. В глубине ее смутных сновидений витала фея с лицом Анны; выписав несколько изящных пируэтов в небе, та присела ей на плечо и тихо проговорила ее имя. Она проснулась и, открыв глаза, увидела склонившегося над ней Поля. Вскочила в растерянности. Он ласково смотрел на нее и вдруг рассмеялся.

– У вас нелады с помадой, – сказал он.

Она провела ладонью по щеке, он снова засмеялся.

– Может, лучше воспользоваться зеркалом? – предложил он.

Она отправилась в ванную, увидела, что справа в уголке губ помада потекла. Я пускала слюни, с ужасом подумала она. Смыла косметику, сделала шаг к двери, передумала, опять подкрасила губы, заново причесалась. Когда вернулась к нему, по его взгляду поняла, что кажется ему красивой. Пошла вслед за ним к машине во влажном воздухе, под затянутой туманами луной. Кто-то позвонил ему, разговор по-японски затянулся; она различила в его голосе усталость, почувствовала скованность и напряженность в его теле. Он нажал «отбой», она не выдержала молчания и заерзала на сиденье.

– Вы никогда не думали вернуться в Бельгию? – спросила она.

Он посмотрел на нее. В полутьме машины его лицо было серьезным, морщина на лбу стала четче. Бледность кожи превращалась в маску.

– В Бельгию?

Его телефон снова зазвонил, он не стал отвечать.

– Все, чего я хотел, приехав в Японию, – это жить в Киото и постоянно соприкасаться с определенным видом искусства и культуры. Хару дал мне такую возможность. Смерть окончательно привязала меня к этим местам.

Она хотела сменить тему, сказать: вы не спали два дня и наверняка измотаны, но машина уже остановилась на улице в центре города. Они вышли, поднялись по ступенькам к незаметной двери без надписей и оказались в большом темном зале, освещенном кое-где мерцающими конусами. Вдоль левой стены высились стебли небесного бамбука на полосе серой гальки. Справа за стойкой перед нишами с саке, подсвеченными, как часовни, пили посетители. Их приход был встречен радостными криками; сидящие за столом в глубине зала пятеро мужчин замахали им, и одного из них Роза узнала.

– Пьянчужка-гончар, – пробормотала она.

– Но с компанией, что еще ужасней, – сказал Поль. – Увы, отступать уже поздно.

– А кто остальные?

– Фотограф, продюсер с национального телевидения, музыкант и один французский коллега, и все к этому часу основательно надравшиеся.

– Ваш коллега?

– Это парижский антиквар.

Они подошли, и Роза вдруг почувствовала необыкновенную легкость. Я хочу выпить, сказала себе она, в конце концов, почему бы и нет? Японцы смотрели на нее приветливо, на губах Кейсукэ Сибаты играла насмешливая улыбка. Она встретила его взгляд. Сегодня вечер встреч лицом к лицу, подумала она и удивилась этой странной мысли. Француз, пятидесятилетний лохматый мужчина в кашемировом пуловере и завязанном большим бантом галстуке в горошек приподнял невидимую шляпу.

– Вы француженка, мадмуазель? – спросил он.

Она кивнула. Он мило присвистнул.

– Простите, что не встаю, – сказал он, – но я не очень-то и в состоянии. Что до японцев, они варвары и не встают в присутствии женщины.

Он, казалось, задумался.

– Хотя я здесь единственный гей. – Потом, подлив себе выпить, добавил: – Впрочем, не вижу связи.

Роза и Поль уселись, японцы шумно потребовали еще саке, она залпом выпила.

– Меня зовут Эдуар, – сказал антиквар, рядом с которым она оказалась. – А вас?

– Роза.

Кейсукэ, ухмыляясь, произнес имя ее отца.

– О, вы дочь Хару?

– В том числе, – ответила она.

– А в остальном? – осведомился он.

– Я ботаник.

– А кроме этого?

А кроме этого? – спросила себя она.

– Я зануда.