На нее повеяло опасностью, она сосредоточилась на стене, но взгляд внезапно переместился на камень. Почти скрытый в песке, самый маленький из всех, он плыл в необъятном море.
– Когда Кларе стало совсем плохо, в последние месяцы, мы с ним разговаривали вечера напролет. Я приходил к нему в кабинет, мы пили саке, он выслушивал меня и говорил сам. У меня никогда не возникало ощущения, что он принуждал себя. Не знаю, случалось ли когда-нибудь двум людям достигать такого единодушия.
Он замолчал, она поняла, что ему не хочется продолжать. За их спиной пол галереи задрожал под топотом толпы шумных китайцев.
– Рёан-дзи не произвел на вас впечатления? – спросил он.
– Похож на гигантский лоток для кошек, – сказала она.
Он расхохотался и на мгновение преобразился. Таким Поль был когда-то, подумала она, до того, как его убила смерть другого человека. Оба замолчали. От одинокого камня, пленившего ее взгляд, Роза перешла к другим, следуя письменам скалы и песка; и сама картина преображалась; она оглядела стены и не увидела в них того, что, как ей казалось, видела раньше. Вернулась к безводью песчаного прямоугольника, уловила вибрацию во
Поль встал, и она пошла за ним, сосредоточенно вглядываясь в его неровную текучую походку. В машине она заметила, что он устал.
– Что сейчас? – спросила она.
– Отвезу вас к Хару.
– Мы не пообедаем вместе?
– Я должен забрать Анну, она приехала вчера вечером, – сказал он.
– Вы вернулись из-за Анны? – спросила она.
Казалось, он не услышал вопроса.
– И из-за последних храмов перед походом к нотариусу, конечно же, – добавила она.
– Я вернулся из-за вас, – сказал он, – соскучился по своей профессиональной зануде.
Он склонился к Канто, что-то сказал ему, шофер кивнул, позвонил куда-то и коротко переговорил по-японски. Поездка оказалась долгой и прошла в молчании, заставившем ее почувствовать себя слабой и уязвимой. В центре города они вышли из машины на большой улице с аркадами. Поль нырнул в подъезд, поднялся на второй этаж. Она чувствовала его усталость, его боль в бедре. Он толкнул дверь, и они оказались в ультрасовременном помещении с белыми столами и ярко-зелеными стульями. За стойкой висели большие плакаты с изображением вафель в изобилии различных причудливых топпингов. Он с облегчением опустился на стул, она устроилась напротив.
– Вафли? – спросила она.
– Не забывайте, я же бельгиец, – сказал он.
У нее за спиной открылась дверь. Он улыбнулся и встал, обретя всю прежнюю энергию. Обернувшись, Роза увидела бегущую в ним темноволосую загорелую девочку. Та чуть приостановилась, увидев ее, потом бросилась в объятия отца. С ней была японка лет сорока, которая робко подошла следом за ребенком. Поль поздоровался с ней, обняв дочь за плечи, и они со смехом обменялись несколькими словами. При их появлении Роза поднялась со стула. Лицо Анны зачаровало ее.
– Анна, это Роза, – сказал Поль.
Девочка серьезно посмотрела на нее, подошла, привстала на цыпочки и поцеловала в щеку.
– Ты дочка Хару? – спросила она.
– Похоже на то, – ответила Роза.
Поджав губы и нахмурившись, Анна пристально разглядывала ее.
– Роза, позвольте представить вам Мегуми, – сказал Поль, – маму Йоко, подружки Анны.
Японка с улыбкой поклонилась, неуверенно произнесла несколько слов.
– Она приветствует вас в Киото. И спрашивает, сколько времени вы рассчитываете здесь пробыть.
– Не знаю, – сказала Роза, – я делаю, что мне говорят.
И снова острый взгляд Анны. Поль перевел что-то, вроде бы удовлетворившее Мегуми; та поклонилась, прощаясь; у двери она оглянулась и сделала тот же жест, что Сайоко. Официантка подошла принять заказ, Анна защебетала, Поль с улыбкой слушал ее. Принесли вафли, девочка накинулась на свою порцию, Роза осторожно рассматривала сооружение из выпечки, зеленого соуса и красных зерен.
– Ты не любишь вафли? – спросила Анна с полным ртом.
– Эта марсианская подлива не внушает мне доверия, – ответила Роза.