Роза слизнула как могла то, что оставалось от чайной массы. Нечто возвращало ее в Нандзэн-дзи, к плотности времени, к утраченной простоте. Официантка пришла забрать пиалы, Розе больше не хотелось пирожного, только горечи, которая превратилась в клинок и позволяла вернуться в забытую долину.
– Сегодня ночью мне приснился большой храм, а перед ним сад сливовых деревьев, – сказала она.
– Это мог быть Китано Тэнмангу, – сказала Бет, – на улице Имадэгава, в западной части Киото. В феврале все идут туда полюбоваться на цветы.
Она указала на свою пиалу.
– В конце шестнадцатого века там провели одну из самых больших чайных церемоний, когда-либо устроенных императором, с тремя основателями Пути Чая, одним из которых был Сэн-но Рикю. Говорят, в ней приняли участие тысячи человек.
Неожиданно Роза подумала о Поле. Она потрясла головой и попыталась сменить тему.
– У вас есть дети? – спросила она.
Бет проигнорировала вопрос.
– Известие о вашем существовании вызвало настоящий шок, – сказала она. – Только представьте себе: половина Киото в Куродани и Поль читает письмо Хару.
– Письмо? – сказала Роза.
Молчание.
– Полагаю, его передаст вам нотариус, – наконец сказала Бет.
– Все решается без меня, – пробормотала Роза.
Бет засмеялась:
– Такова жизнь.
Им принесли второй чай, с тем же вкусом, что в Кото-ин, но намного более тонким, Роза уловила в нем запахи леса, потревоженного подлеска.
– Что вам понравилось в Нандзэн-дзи? – спросила Бет.
Роза попыталась подобрать слова.
– Его прозрачность, его неподвижная, первичная текучесть.
Бет опять засмеялась, одобрительным, немного удивленным смехом.
– А вы с Полем похожи, – сказала она.
– Не вижу в чем, – сказала Роза.
– Внутренние моря. Вы плаваете по ним.
Она задумчиво склонила голову.
– Хару это понравилось бы, – добавила она.
Она так и не прикоснулась к своему пирожному.
– Вы не хотите доесть? – спросила она Розу.
Роза отрицательно покачала головой, Бет улыбнулась.
– Мне уже пора уходить, – сказала она, – но в следующий раз я отведу вас в другой чайный домик, и думаю, вам там тоже понравится.
Они распрощались снаружи, на тротуаре. В доме Хару Роза улеглась на футон в непереносимом напряжении. Или это неутоленная потребность? – спросила она себя. Вчерашний ирис заменили на розовую камелию, и Розу поразило ее созвучие с Нандзэн-дзи. Все связано, подумала она, вот только я не часть этого «всего». Она снова увидела застывшие и движущиеся камни, серый разлинованный песок, деревья в обрамлении мха; каждая картина напоминала об отсутствии Поля; не зная почему, она чувствовала, как скользит по ледяному полю, в минеральной ипостаси жидкости. Проведя час в этой аморфной праздности, она встала, вышла в коридор, остановилась там, замерев и насторожившись. Наконец свернула налево и, дойдя до перегородок из темного дерева, сдвинула наугад одну из дверей. Зашла в прохладную пустую комнату. На татами вразброс стояли чайные пиалы, несколько глиняных и лаковых сосудов, рядом – маленькая бамбуковая взбивалка. Прямо на полу – жаровня, над ней – чугунный чайник; в алькове свиток с изображением трех фиалок, склонившихся к ледяной земле; под ним в бронзовой вазе стебель бамбука с резкими изломами. В проеме, выходящем на сад азалий, она увидела, как угасающий день окрашивает перламутром листья растений. Комната была пуста и тиха – однако Роза ощущала там чье-то
В комнате с кленом она обнаружила Сайоко, сидящую за низким столиком с разложенными перед ней бумагами и очками на носу.
– I’d like to go to Kitsune for dinner[90], – сказала Роза.
– Now?[91] – спросила Сайоко.
Роза кивнула. Японка достала телефон, позвонила кому-то, отсоединилась.
– Kanto san coming in ten minutes[92].
– Thank you[93], – сказала Роза. И добавила, повинуясь порыву: – I need to write a letter[94].