Только роза

Это было необычное пространство – повсюду храмы, деревья, мох, большие портики с выгнутыми крыльями. Она дошла до огромного портала с двухуровневой крышей, вторым этажом с бумажными перегородками и серым черепичным покрытием. Сквозь него виднелись ветви кленов и вдали большая кадильница, откуда поднимались бледные завитки. Дул ветер, слышался перестук невидимого бамбука, воздух пах дождем. Она поднялась по ступеням, ведущим к проходу через портал – двум большим прямоугольным проемам, опирающимся на гигантские столбы. Переступила на другую сторону с ощущением, что проникла сквозь невидимый занавес, двинулась по аллее, пока не оказалась рядом с бронзовой чашей. Благовоние сгущало мир; пройдя сквозь запахи, она почувствовала, что на ней осталась их печать. Справа пролегала главная аллея, она прошла по ней до входа в Нандзэн-дзи. За спиной материализовался Канто, заплатил за вход, протянул ей клочок бумаги и исчез. Ее удивила белизна внешних стен, как и полумрак деревянных галерей. Когда через этот сумрачный пролог она снова ступила в свет, что-то стиснуло ей горло. Я вижу в первый раз. Она опустилась на пол и осталась сидеть, глядя на прямоугольник песка и зелени. Вокруг разбегались внутренние галереи, за ними – стены под серой черепицей. Прямо перед ней шла полоса серого песка, на который граблями были нанесены параллельные прямые и изогнутые линии. На заднем плане, у внешней стены, разыгрывалась партитура из четырех деревьев на ложе из мха, древних камней и нескольких кустов азалии. Это был самый строгий, самый странно завершенный сад, какой ей доводилось видеть, сад, вернувшийся из путешествия по геологическим эрам; тем не менее все в нем было живым – неподвижное движение, подумала она, чистое и вибрирующее, абсолютное присутствие вещей, последний урок мира. Сколько веков потребовалось для этой всеобъемлющей сиюминутности? Она подняла голову и увидела, как накладываются друг на друга песок, мох, деревья, стены, черепица; за ними – деревья, растущие на холме и расположенные, как скульптуры, и финальным аккордом – их устремленность в небесную тушь; увидела живой дух архитектуры, ее изменчивую и совершенную природу. Совершенную, повторила она вслух. Подумала о Поле и почувствовала укол в сердце. Вскоре она двинулась по другим галереям, нашла еще несколько примыкающих садов, вернулась к первой картине, снова забылась в созерцании. Уходила она в изысканном разброде чувств. Я вернусь, опять сказала она вслух.

Роза нашла Канто на маленькой парковке; она чувствовала себя обновленной, минеральной. Он запер машину, указал пальцем на улицу внизу, сказал:

– Going to eat now.

– Eat what?[82] – спросила она.

– Тофу, – ответил он.

Она последовала за ним мимо маленьких храмов с крошечными садами и каллиграфическими деревьями. Чуть дальше, свернув налево, они миновали портик и двинулись по проходу, с одной стороны которого росли клены и мох, а с другой сквозь немного мутные окна виднелся большой зал с татами. Им предложили разуться и усадили на подушки перед столом, на котором стояла газовая плитка.

– Only one menu[83], – сказал шофер.

Она откусила от кубика тофу в зеленном соусе, вкус сои и незнакомой травы удивил ее, она беспричинно рассмеялась; Канто остался невозмутим, им постоянно подливали жареный чай[84], которому она предпочла бы пиво.

– Meet Scott san now[85], – сказал он.

Она вернулась вслед за ним к машине, смотрела на пролетающие улицы, не видя их, вздрогнула, когда он открыл ей дверцу.

– Scott san inside[86], – сказал он, указывая на фасад, скрытый короткими занавесками.

Нандзэн-дзи продолжал свое дело, минеральная пелена обволакивала ее, что-то смещалось, что-то становилось жидкостью. Она зашла в чайный домик через застекленную дверь, спрятанную за четырьмя полотнищами коричневой ткани, покрытой иероглифами. Это было старое здание с темными стенами, черепичными крышей и козырьком; внутри – сон дерева и потертых полок со старинными глиняными кувшинами с чаем, повязанными оранжевыми шнурами с длинными помпонами; ее с большим воодушевлением приветствовал ареопаг молодых женщин в светлых блузах, зеленых фартуках и белых платках на голове, повязанных на монашеский манер. Свисающие с потолка перед ней надписи наверняка указывали, какие сорта чая сегодня в продаже. Пространство разграничивала стойка в форме буквы L. За ней большое каллиграфическое полотно отделяло внутреннее помещение, где без устали взвешивали и паковали. Справа в освещенной витрине были выставлены чайные принадлежности, коробочки с чаем и маленький изящный чайник, цена которого показалась ей непомерной. Она вздрогнула, когда с ней заговорили по-английски. Внезапно возникший прямо у нее перед глазами головной платок молодой женщины привел ее в растерянность, и она не поняла, что та ей сказала.

– Okyakusama[87] needs help?[88] – повторила женщина.

– О, – сказала Роза, – the tea room, please?[89]