Только с тобой. Антифанатка

Поведение Кирилла разозлило меня настолько, что я готова была кричать от ярости, но молчала. Хотелось бить его по рукам, но я сдерживала себя. Хотелось разорвать его на кусочки, но я мысленно повторяла себе: «Он для тебя никто. Какая разница, с кем он был. У тебя нет на него прав, а у него – на тебя». Это была моя молчаливая утренняя мантра, когда, рано встав, я готовила завтрак. Хотела приготовить его лишь для себя, но поняла, что приготовлю и для Кирилла тоже. Чтобы мое поведение не выглядело показательным.

Мне не хотелось ругаться. Я не собиралась выяснять отношений. Я просто делала вид, что Кирилла не существует. Как мужчины, разумеется, не как работодателя. Он же сам сказал, что я ему никто – ни жена, ни девушка.

«Ты не существуешь для меня, не существуешь, не существуешь»…

– Доброе утро, – раздался хмурый голос за моей спиной.

– Доброе, – не оборачиваясь, – ответила я холодно.

– Голова просто раскалывается, – сказал Кирилл, открывая холодильник и доставая воду. Вид у него был потрепанным. Но он-то наверняка спал всю ночь как сурок после развлечений со своей Катенькой.

Я молча выключила закипевший чайник.

– Кажется, вчера лишнего выпил… – продолжил он как ни в чем не бывало.

Я молча перемешала кашу – овсянку с яблоками и орехами.

– У тебя есть что-нибудь от похмелья? – спросил Кирилл с недоумением, садясь за стол и вытягивая длинные ноги.

Я молча стала раскладывать кашу по тарелкам.

– Ты со мной не разговариваешь? – усмехнулся он.

Я все-таки перевела на него взгляд и ответила:

– Мне нечего тебе сказать. У меня нет «чего-нибудь от похмелья».

С этими словами я грохнула рядом с ним его тарелку с кашей.

– Овсянка? – разочарованно выдохнул Кирилл. – Да я ее в последний раз в школе ел! Мать каждое утро готовила…

Он вдруг осекся, будто что-то вспомнив, схватил ложку и стал молча есть. Слава богу, заткнулся. Я тоже ничего не говорила. А поев, встала, собрала грязную посуду и стала мыть, чувствуя раздражение и желая как можно скорее уйти отсюда.

– Ты обиделась? – спросил Кирилл, подходя ко мне сзади.

На моем лице появилось отвращение, которое он не видел. Мне снова вспомнился вчерашний день. Страх, обида и ярость… И ревность, конечно – куда без нее?

– Ты обиделась? – повторил он, приближаясь ко мне все ближе.

– За что? – ровным тоном спросила я.

– Кажется, я вчера был не в адеквате, – неуверенно начал Кирилл. – Плохо помню, но… Я обидел тебя, да?

Я резко повернулась к нему. Как же мне хотелось схватить его за грудки и потрясти, как грушу! Но я оставалась спокойной – по крайней мере, внешне.

– Какая разница?

– Не понял, – нахмурился он.

– Ты – мой работодатель, я – твоя сотрудница, прислуга, или кем ты меня считаешь. Ты не обязан переживать о том, обидел ли ты меня. Ты обязан выполнить свои обязательства, которые взял на себя.

– Не понял, – нахмурился Кирилл и хотел шагнуть ко мне еще ближе, так, чтобы наши тела соприкасались, но я выставила руки, не позволяя ему этого сделать.

– Стоп.

– Наташа?

– У тебя есть поручения ко мне? – спросила я, вспоминая наш дурацкий договор.

– Нет, – растерялся он.

– Отлично. Тогда я свободна. – Я обошла Кирилла, так и не дав ему коснуться себя, и хотела было выйти из кухни, но он схватил меня за руку. В самый последний момент.

– Давай сядем и поговорим, – твердо сказал Кирилл, крепок сжимая пальцами мое запястье.

– О чем? – улыбнулась я так, что его взгляд потух.

– О том, что было вчера.

– О том, что было вчера, надо было разговаривать вчера. Отпусти меня, пожалуйста, – велела я.

– Наташа, я хочу с тобой поговорить.

– А я – нет, – отрезала я. – И раз уж у моего работодателя нет для меня заданий, я, пожалуй, пойду. Отпусти. Отпусти, я сказала!

Я попыталась выдернуть руку из его цепких пальцев, но ничего не получалось.

– Наташа, – растерянно повторил Кирилл мое имя, словно забыл обо всем на свете, и его взгляд был таким жалобным, что во мне вдруг проснулось странное, жуткое желание сделать ему больно. Так же больно, как сделал мне он.

– Да отпусти ты меня, – сквозь зубы сказала я, продолжая дергать рукой, а он все сжимал мое запястье и сжимал.

– Мне больно. Ты слышишь меня? Мне больно! – выкрикнула я, и в моем голосе проскользнуло вчерашнее отчаяние. А ведь я до самого конца хотела оставаться холодной стервой.

И только тогда Кирилл отпустил меня, а я чеканным шагом ушла в свою комнату, переоделась, накрасила губы алой помадой и схватила с тумбочки ключи, заслышав шаги Кирилла. А после торопливо покинула квартиру.

Кирилл не ожидал этого. Не думал, что я действительно уйду.

– Ты куда? – выкрикнул он мне вслед, выбегая на лестничную площадку, когда я уже стояла у лифта, с силой сжимая лямку рюкзака.

– Гулять, – ответила я.

– Мстишь, лапуля? – вдруг усмехнулся он гадко.

– Если бы мстила, свалила бы из дома рано утром, ничего не сказав, – отозвалась я и зашла в лифт.

Кирилл сердито смотрел на меня, ничего не понимая, а я – на него, чувствуя злорадство и усталость одновременно. Впрочем, злорадство быстро исчезло.

– А знаешь, – вдруг сказал он, прежде чем створки лифта успели закрыться. – Ты готовишь овсянку так же, как моя мать.