«Ледовый дворец» я покидала в гордом одиночестве. Униженная, оскорбленная, но несломленная. По крайней мере, я упрямо твердила это себе, шагая по темным улицам – незаметно на город наступила ночь. Тьма мягко окутала дома и заполнила тихие улицы. Пробралась в сердце и проникла в самую душу. Я не хотела бороться с этой тьмой – не могла больше. Не было ни страха, ни злости, ни боли – все вдруг прошло. Меня будто заморозили изнутри. И я шла, шла, шла вдоль ночных безразличных улиц. Денег с собой не было – я потратила все на то, чтобы урегулировать конфликт с водителем. Телефон разбился – кажется, навсегда. И домой пришлось возвращаться пешком через весь город.
Было прохладно и вместе с тем душно – как перед грозой. Луна пропала – она скрывалась за высотками, и мое небо – то, что раскинулось над головой, – освещала лишь яркая сверкающая точка. Раньше я думала, что это Полярная звезда. Однако несколько лет назад узнала, что это Венера. Когда она всходила перед солнцем, древние греки называли ее Фосфор. Когда после солнца – Эосфор. А вечернюю они называли Геспер. Не знаю, почему, но я считала Венеру своей звездой, хотя и знала, что это планета. Мне казалось, что она помогает мне, поддерживает своим светом, подбадривает в трудную минуту, но сегодня даже Венера была бессильной.
Я стала козлом отпущения. Виноватой в том, чего не делала. Предательницей.
Мне никто не поверил – даже Вадим, которому я сама доверяла на все сто процентов. Но оно и понятно – сложно поверить той, которую застали в раздевалке Октавия, той, у которой в кармане нашли камеру, той, чьи слова никто не подтвердил. Не понимаю, почему Саша и Павел Аркадьевич повели себя так, хотя… Нет, конечно, понимаю. Прекрасно понимаю! Скорее всего, они и установили камеру, а виноватой выставить хотели меня. А может быть, в сговоре были не только они – кто знает?
Я не знала. Я уже ничего не знала. Я просто шла.
Наверное, я поступила глупо, раз сразу не сказала о камере – но я растерялась. Растерялась, когда поняла, что Антон и Кезон – один человек! Я смотрела на него и думать ни о чем другом не могла. А о камере вспомнила лишь тогда, когда Стив велел меня обыскать. Тогда я и поняла, что это
Возможно, я должна была бороться до победного конца. Кричать о своей невиновности с пеной у рта, биться в истерике, настаивать, чтобы посмотрели запись с карты памяти. Но после горьких слов Вадима о том, что он доверял мне, меня будто заколдовали. Нет, злая магия началась раньше – после того как я поняла, что известный музыкант Кезон оказался моим Антоном. Человеком, которому я доверилась и о котором позволила себе мечтать.
Мне было стыдно. Безумно стыдно.
Не из-за того, что не сразу поняла, что это один человек. А из-за того, что позволила себе быть откровенной с ним. Из-за того, что позволила себе мечтать. Из-за того, что целовала его так, как много лет никого не целовала.
Он видел меня настоящую. Он видел меня уязвимой. И он не просто выставил меня посмешищем – он растоптал меня. Унизил перед самой собой.
Проклятый Кезон. Всё из-за него. Из-за того, что он подслушал мой разговор с Олей. Специально сел рядом со мной в самолете. Узнал, что хотел, и бросил. А я искала его. Искала и плакала. И думала о нем весь день.
Люди, которые устали от одиночества, слишком наивны. Тянутся к свету и обжигаются. А то и вовсе сгорают.
Мои крылья тлели. Еще немного, и они бы стали прахом, а я бы упала на землю – бабочка по имени Наташа.
«Ты не можешь себя жалеть», – сказала я себе и ускорила шаг.
Я ужасно устала – весь день была на ногах, и шла уж больше часа, а дом все еще был не близко. Венеру скрыли низкие хмурые тучи, в лицо бросал пыль неожиданно поднявшийся ветер. Пахло озоном. Где-то вдалеке яростно гремел гром, и я надеялась дойти до дома до того, как хлынет ливень. Однако мне не повезло – как бы быстро я ни шла, я не успела. Ветер вдруг поднялся такой, что затрещали деревья. Прямо над головой сверкнула яркая тонкая молния – небо словно лезвием ранили, и его края разошлись. А после громыхнуло так, что я сжалась – казалось, что надо мной стреляют из пушек.
Ливень начался внезапно – хлынуло как из ведра. Я почти моментально промокла. Косые струи хлестали меня по щекам – словно мстили за Кезона, которого я ударила, а резкий ветер холодил кожу. Заметив впереди пустую автобусную остановку, я побежала к ней, чтобы спрятаться от дождя под хлипкой стеклянной крышей. Я села на лавочку, которая была сухой, сжалась, дрожа от холода, и закрыла лицо руками. Опять появились слезы, которые я так сдерживала в гримерной. Мои чувства разморозились как по щелчку пальцев, и я плакала навзрыд, зная, что меня никто не услышит – гроза заглушит мой голос, а капли дождя скроют слезы.
Как же обидно мне было! Как больно! В который раз я столкнулась с несправедливостью и в который раз осталась виноватой. Я снова все потеряла. Людей, которыми дорожила. Работу, которую любила. Свою гордость, которую берегла.