Я скосила глаза на собственную руку – на предплечье цвет свежий синяк. Вот блин. Я хотела было возразить, что никто меня не бьет, но мне не позволили этого сделать.
– Енто ж какая ты дура! – громогласно сказала Глафира Фроловна, сделав свои, одной ей известные выводы. – Ей богу, ума нет, раз такого хахаля выбрала. Правильно, что уходишь. Ты ж вон какая худющая – тебе твой хахаль в следующий раз хребет переломит.
– Но я…
– У меня тоже такой по молодости был, – не слушая меня, продолжала бабка. – Красивый, статный, частушки пел – аж сердечко замирало. Партийный был. А как жить стали вместе, так руку поднимать начал.
– Он что, вас бил? – спросила я с удивлением.
– Попытался. Я ему по хозяйству мужскому мешком картошки дала, перестал, – пояснила Глафира Фроловна. – Он к бабам-то потом еще долго не подходил, черт окаянный. – Тут она почему-то захихикала. Наверное, вспомнила, как била по причинному месту своего возлюбленного картошкой. И добавила:
– Мне его потом и к врачу тащить на себе пришлось.
– Что, так сильно его приложили? – изумилась я, едва сдержав смех. Бабка была не промах.
– Голову рассекла, – невозмутимо ответила она.
– И вы расстались, да?
– Убег он, – нехотя отозвалась Глафира Фроловна. – Обходил меня тремя дорогами. Что, комнату-то смотреть будешь али лясы-балясы точить пришла? – неожиданно поменяла она тему для разговора. И я кивнула.
Комнату она сдавала небольшую, с окнами во двор, но уютную, несмотря на советскую мебель и ковер – слава богу, не на стене, а на полу. В ней было все необходимое: кровать, письменный стол, стул, платяной шкаф, комод. И я решила, что первое время перекантуюсь здесь – искать комнату или квартиру дело небыстрое, и что-то лучшее, да еще и по такой невысокой цене, я вряд ли найду.
– Нравится? – спросила меня пожилая хозяйка квартиры.
– Нравится, – кивнула я. – Согласна снимать комнату у вас.
– Тогда паспорт дай, – потребовала она. Пришлось подчиниться. Глафира Фроловна долго изучала его и даже сфотографировала на телефон-раскладушку, которых я ни у кого давным-давно не видела. После чего заявила:
– Значит, так, беру тебя только потому, что внучка за тебя поручилась. Посторонних в жилище свое не пускаю. Мужиков никаких не води – иначе выкину ко всем чертям сразу. Позднее одиннадцати домой не возвращайся. Где гуляла, там и спи – я ложусь рано. Кухней пользоваться можешь, но не дай бог попортишь мне что, я из тебя душу вытрясу.
Сказано это было так, что я поверила – вытрясет.
Мы обговорили детали, дату, когда я смогу заехать с вещами, сумму коммуналки и я, наконец, пошла в прихожую, чувствуя, что жить с этой бабкой под одной крышей – настоящее безумие. С другой стороны, условия не самые плохие, а сумма за комнату небольшая.
– Глафира Фроловна, а почему вы берет так мало? – не удержавшись, спросила я, уже стоя на пороге.
– Больше бы брала, да соседи у нас сатанисты, – поморщилась та.
– Как? – округлились мои глаза.
– А вот так, чтобы их перекочевряжило, – ответила Глафира Фроловна и сплюнула. – Позорят наш дом, окаянные. И всяких к себе таскают в притон свой.
Отлично, где-то в этом подъезде есть притон сатанистов, которые наверняка еще и наркоманы. Но ничего, я как-нибудь это переживу. Я все переживу. Я сильная!
Квартиру Глафиры Фроловны я покинула в несколько приподнятом настроении – самая главная проблема решилась, и я нашла крышу над головой. Завтра утром уеду из старой квартиры, раз Марина так сильно этого хочет.
Все по чуть-чуть наладится.
Я вышла из подъезда с боевым настроем, готовая биться за свое счастье. И сразу же заметила на дороге неподалеку парочку – высокого парня в кепке и длинноволосую девушку в светлом свободном платье в стиле бохо. Я сразу поняла, что они выясняют отношения, но решила, что это совершенно не мое дело. Однако чем ближе я подходила, тем больше понимала – что-то не так. Этот парень слишком странный… И такое чувство, что я знаю его.
Я поняла, кто он такой, когда до них оставалось метров пять.
Кезон.
Антон.
Сволочь, из-за которой разрушилась моя жизнь.
Вот кто это был!
Откуда он только взялся здесь? Что забыл? Боже, Кезон не улетел с «Лордами» в другой город. Он стоял перед девушкой в светлом платье и говорил такое, от чего мне хотелось злорадно хохотать в голос.
– …Я хотел просто увидеть тебя еще раз и понять, простила ли ты меня за то, что я сделал, – сказал он, глядя на брюнетку жалким взглядом. То, что она нравилась ему, было понятно даже идиоту. Он сох по этой девушке. Он обидел ее. И она, наверное, не знала, прощать его или нет.
– Ты серьезно? Ты сбежал с гастролей, чтобы понять… это? – тихо спросила она, и я точно поняла, что это он, Кезон. И эта девушка знает, кто он такой.
На его лице промелькнула растерянность, которая меня порадовала.
– Да. Ты ведь не простила меня? Катя. Мне жаль, что так вышло. Правда, жаль. Я чувствую себя уродом. Вспоминаю о том, что сделал, и мне не по себе становится. Я не такой ужасный, как ты думаешь.
Такой, такой, Катя! Он именно такой! И, кажется, девушка была согласна со мной. Она попыталась слиться.