Только с тобой. Антифанатка

Меня выручили подруги. Пять моих прекрасных подруг по интернету. Мы все жили в разных странах и городах: Алиса – из Новосибирска, Даша – из Киева, Божена – из Минска, Айгерим – из Алматы, Ира – из Владивостока. И никогда не виделись, хотя планировали однажды встретиться. Познакомились мы года три назад в какой-то группе, посвященной турецким сериалам, которые нежно любили, случайно оказались в общей беседе и стали общаться. Та беседа давно уже прекратила свое существование, а мы вшестером крепко сдружились, часто переписывались и иногда звонили друг другу. Мы были разными – абсолютно разными! – но общались. Кто-то был замужем, у кого-то были дети, а кто-то только заканчивал университет. Разные национальности, религии и благосостояние. Разное мировоззрение. И одинаковая энергетика, как бы странно это ни звучало. В общем, компания наша была разношерстной, но веселой.

Не выдержав, я поделилась с подругами своими несчастьями – так стало немного легче. Сначала девчонки утешали меня, а потом вдруг велели сходить в банкомат и проверить счет на своей карте. Сначала я ничего не поняла, затем стала подозревать неладное, а потом проверила карту и снова чуть не расплакалась. На счету были деньги, которых хватило бы и для аренды комнаты, и на жизнь на некоторое время. Оказывается, эти дурочки решили помочь мне и скинулись, а после перевели мне деньги.

Я не хотела их брать. Серьезно, я хотела вернуть их, потому что мне было стыдно до горящих щек, но они сказали, что не будут со мной общаться, если я так поступлю.

«Это порыв души, не смей отказываться, или мы реально обидимся», – написала мне Айгерим, пока я сидела перед ноутом, по привычке сжав кулаки на коленях. Она была негласным лидером нашей маленькой компании и все время зазывала в гости.

«Но это выглядит так, словно я специально наныла!» – напечатала я в ответ, то и дело сбиваясь, делая ошибки и спешно поправляя их.

«Нет, это твой отказ выглядит так, словно ты не ценишь нашу дружбу и поддержку», – отрезала Айгерим, и остальные горячо поддержали ее. В итоге я клятвенно заверила девчонок, что отдам им эти деньги, как только найду нормальную работу. Я не могла брать их просто так – мне действительно было стыдно, но, если честно, на сердце стало светлее – и не из-за того, что страх остаться на улице пропал. А из-за того, что у меня все-таки оставались люди, которым я могла довериться. Они были далеко, но рядом. В моем сердце.

Я вдруг вспомнила Кезона. Его слова. Его взгляд. Он ни в чем не нуждался – жил так, как могут позволить себе жить лишь единицы. И он посмел указывать мне на то, что я неправильно поступаю. Посмел мне сказать, что я жалею себя. Уверена – у него никогда этого не было. Не было чувства безысходности, когда не знаешь, что делать и как выжить. Не было желания взять и исчезнуть.

Мне хотелось обвинять его во всех своих несчастиях. И ненависть, что теперь жила в моем сердце, была такой ярой, что лишь воспоминания об этом человеке заставляли меня скрипеть зубами.

Подруги помогли мне не только деньгами – у Иры из Владивостока в городе жила подруга, чья бабушка сдавала комнату. Она прислала мне контакты этой бабули, и вечером я поехала смотреть квартиру, надеясь, что все будет хорошо. Бабушку звали Глафира Фроловна, и мне представлялось, что это божий одуванчик в платочке и с палочкой. Как же я ошибалась – это была бодрая и довольно злобная старушенция, от которой прямо-таки исходила аура ненависти ко всему живому. Она была стопроцентной альфой и смогла бы подавить любого одним только взглядом.

Глафира Фроловна осмотрела меня с ног до головы, пробормотала, что на шалаву я не похожа, и пустила в квартиру. Командным тоном велела разуться, надеть тапочки, вымыть руки и только потом разрешила пройти мне в зал – чистый и заставленный добротной массивной мебелью из семидесятых. У окна, правда, высился огромный новенький телевизор с плоским экраном. Видать, телевидение бабуля уважала. Я так и представляла, как она вечерами смотрит «Кривое зеркало» или «Поле чудес». Еще я углядела кондиционер и современную хрустальную люстру с кучей режимов. Видать, Глафире Фроловне помогали родственники.

Пожилая женщина усадила меня в массивное кресло, застеленное цветастым покрывалом, пытливо уставилась мне в лицо, просканировала каждый квадратный миллиметр и спросила командным голосом:

– Зачем комнату снимаешь?

– Жить негде, – честно ответила я.

– А раньше где жила? Чай, не по помойкам шлялась, – сощурилась бабка. Я потупила взгляд – не рассказывать же ей обо всем, что со мной случилось! Мое молчание Глафира Фроловна расценила по-своему.

– Бил, что ли? – прямо спросила она.

– А? – не поняла я, кто там может меня бить. Судьба, что ли?

– Хахаль твой, – заявила старушка. – Вон синячище какой на руке.