Только с тобой (ЛП)

  - Необходимое зло, но согласен, хорошо вышло.

  -          Как Ева?

  -          Вы спрашиваете меня, как она отреагировала на фотографию?

  Доктор Петерсен улыбнулся.

  - Могу представить реакцию. Как она сейчас?

  -          В порядке, - меня все ещё трясло от воспоминаний, как тяжело ей было. - Мы оба в порядке.

  Но не меняет того факта, что я кипел от ярости каждый раз, когда думал об этом. Эта фотография существовала много месяцев. Зачем хранить ее, а потом выставлять на всеобщее обозрение? В мае это бы наделало много шума.

  Единственный ответ, который шёл в голову - они хотели обидеть Еву. Может быть, вбить клин между нами. Они хотели унизить ее и меня.

  Они заплатят за это. Узнают, что такое ад. Будут страдать, как я и Ева.

   -          Вы и Ева утверждаете, что все хорошо. Что это значит?

  Я повёл плечами назад, чтобы облегчить напряженность в них.

  - Мы...наши отношения стали крепче. Появилась стабильность, которой не было раньше.

  Он положил свой планшет на подлокотник и встретил мой взгляд.

  - Приведите пример.

  -          Эта фотография. Были времена, когда подобное фото могло поссорить нас.

  -          На этот раз было по-другому.

  -          Весьма. Ева и я обсуждали мой мальчишник в Рио до отъезда. Она очень ревнива. Всегда была, но я не против. На самом деле, мне это нравится. Но мне не нравится, как она изводит себя.

  -          Ревность уходит корнями в безопасность.

  -          Скажем иначе. Она охраняет территорию. Я не коснусь другой женщины больше никогда в жизни, и она это знает. Но у неё бурное воображение. И это фото показало все её страхи в цвете.

  Доктор Петерсен позволил мне говорить, но на какую-то секунду, я не мог. Воспоминание вызвало ярость, и лишь потом я смог продолжить.

  -          Ева была за тысячи миль, когда эта херня оказалась в Интернете, а у меня не было ничего в качестве доказательств. Только мое слово, и она поверила мне. Без вопросов. Без сомнений. Я объяснил все как мог, и она приняла моё утверждение в качестве истины.

  -          И это удивительно…?

  -          Да, это… - я сделал паузу. - Знаете, теперь, когда я говорю об этом, то в действительности понимаю, что меня не удивило это.

  -          Нет?

  -          Случился тяжелый момент для нас обоих, и мы не облажались. Словно понимали, как нужно поступить. И никаких сомнений не возникло.

  Он мягко улыбнулся.

  - Вы были очень откровенены. В интервью и сейчас.

  Я пожал плечами.

   - Удивительно, на что способен человек, который может потерять женщину всей его жизни.

  -          Раньше вы были недовольны ее ультиматумом. Обижен. Все по-прежнему?

  -          Нет, - ответ прозвучал без колебаний, хотя никогда не забуду то чувство, что возникло, когда она настаивала на разделении друг друга. - Она хочет, чтобы я говорил, и я буду. Не важно, что я произношу, в каком настроении, как ужасны мои слова… Она готова принять это. И справляется. И любит меня еще сильнее.

  Я громко рассмеялся, пораженный внезапным порывом радости.

  Брови доктора Петерсена поползли вверх, слабая улыбка возникла на губах.

   - Никогда не слышал такого смеха от вас раньше.

  Я покачал головой, растерявшись.

   - Не привыкайте к нему.

  -          О, я даже не знаю. Больше разговоров. Больше смеха. Они ведь связаны, нет?

  -          Зависит от того, кто говорит.

  В его глазах лучилось тепло и сострадание.

  - Вы перестали говорить, когда мать перестала слушать.

  Моя улыбка исчезла.

  -          Говорят, действия громче слов, - продолжал он. - Но мы все еще нуждаемся в словах. Нам нужно говорить, и мы должны быть услышаны.

  Я смотрел на него, пульс необъяснимо ускорился.

  -          Ваша жена слушает вас, Гидеон. Она верит вам, - он наклонился вперед. - Я слушаю, и верю. Вы говорите снова и получаете неожиданные для вас ответы. Помогает многое открыть, не так ли?

  -          Открыть меня, имеете в виду?

  Он кивнул.

  - Так и есть. Для любви и признания. Для дружбы. Доверия. Для целого нового мира, вообще-то.

  Потянувшись, я потер шею.

  - И что мне делать?

  -          Смех - хорошее начало, - доктор Петерсен откинулся на спинку стула с улыбкой и снова поднял свой планшет. - Остальное мы выясним.

  Я вошел в фойе пентхауса под звуки Нины Симон и Счастливчика, прекрасно себя ощущая. Щенок лаял по другую сторону входной двери, безумно царапая когтями. Невольно улыбаясь, я повернул ручку и присел, ловя маленькое извивающееся тельце, проскользнувшее в щель.

  - Услышал, что я иду, да? - встав, я прижал его к своей груди и позволил вылизать лицо, пока чесал ему спину.

  Я вошел в гостиную вовремя, увидев, как отчим вскочил на ноги, с места, где сидел на полу. Он встретил меня теплой улыбкой и даже более теплым взглядом, прежде чем спрятал их за своей менее приветливой маской, вероятно боясь моей реакции.

  - Привет, - он пошел навстречу, сокращая расстояние между нами. Он был одет в джинсы и рубашку поло, но снял ботинки, показав белые носки с красной полоской вдоль пальцев. Его волнистые волосы, цвета старой монеты, были длиннее, чем я когда либо видел у него, а на лице темнела щетина.