Только сегодня

Я поплелась обратно в гостиную в надежде найти дружескую руку, на которую могла бы опереться. Сесили уже сидела рядом с Дилом на диване и хихикала над его разглагольствованиями, прикрываясь ладонью. Следующим в ход пойдет молескин со стихами. Тут я увидела Генри, он разговаривал с одним из тощих старичков. И вдруг меня словно молнией ударило, я поняла, что передо мной совершенно незнакомый человек. У Генри было настолько красивое лицо, что оно часто служило ему непроницаемой маской, но в тот момент некие эмоции явно овладели всеми его чертами. Об этом кричали его глаза, каждая пора его кожи. Что же это было? Я уже собиралась уходить, когда Генри наткнулся на мой взгляд. Он резко вскинул подбородок, словно ретивый конь, подзывая меня. Я одним глотком осушила свой бокал и подошла.

– Джони, это мой дядя Лохлан, – представил нас Генри.

– Здравствуйте, – сказала я, протягивая руку.

Старикан проигнорировал мой жест, подошел и поцеловал в обе щеки. От него несло хересом, и какое-то время я чувствовала на коже оставленные им холодные мокрые пятна.

– Вы подруга Марлы, не так ли? – спросил дядя Лохлан.

Его голос напомнил мне голос моего школьного директора: педантичный, пропущенный через нос.

– Хм, да. Правда, скорее друг Генри, но в какой-то мере и Марлы.

– Всего лишь друг, а? – Старикан пихнул локтем Генри, который, похоже, где-то витал.

– Соболезную и очень сожалею о вашей потере, – забубнила я. – Вы со стороны семьи Ташен или…

– Боже упаси, – гаркнул дядюшка Лохлан. – Я брат Крисси.

– Ах да, точно! – поспешила исправить оплошность я, подумав, что могла бы сама догадаться.

У него были такие же соломенного цвета волосы, как и у Кристианы. Во всем облике не угадывалось даже и намека на ту мягкость и теплоту, которой обладал отец Генри. Я взглянула на Генри – ничего общего.

– А у тебя потрясающие сиськи, – огорошил дядя Лохлан неожиданным признанием, скалясь в свой бокал с хересом, да еще с такой бунтарской гордостью на физиономии, будто он один осмелился высказать замалчиваемую правду.

– Господи, Лохлан, – поморщился Генри, вперив взгляд в пол.

Я попыталась рассмеяться, но получилось нечто похожее на мяуканье.

– Пойду подзаправлюсь, – сказала я, глупо жестикулируя пустым бокалом.

Избавившись от бокала и махнув рукой на Дила, который продолжал свой флирт на диване, я выскочила наружу. Там уже собрались все наши и пускали по кругу тонкий косячок Милы.

– А вот и ты! – улыбнулся мне Пэдди.

– А вот и вы! – улыбнулась я всем в ответ. – Дил попался в сети Сесили Симмонс, а меня сально домогался дядюшка Генри.

– Фу, это тот старикан, что стоял с Генри? – поинтересовалась Мила. – Я не почувствовала от него позитивной энергетики.

– Да уж, – согласилась я. – Тьфу на него. А не пойти ли нам лучше перекусить, а?

– А Дила не будем ждать? – спросил Найл.

– Что-то подсказывает мне, что он не хочет, чтобы его ждали, – заверила я всех. – Так что пошли.

В итоге мы вернулись в квартиру Найла. Он заказал на всех индийской еды, а по пути мы прикупили пару бутылок виски. Найл был из богатой семьи и сам зарабатывал больше всех из нас, поэтому он единственный жил без соседей (моя студия не в счет – потому что я и была соседкой).

Квартира Найла была совершенно лишена вкуса. То есть это не значит, что у него был плохой вкус, нет, просто у него отсутствовал всякий вкус. Квартира располагалась на шестом этаже современного многоэтажного дома из стекла и бетона, жильцы которого имели право пользоваться общим спортзалом, гаражом и зимним садом на крыше. Насколько я поняла, эта невыразительная и функциональная обстановка досталась Найлу вместе с недвижимостью. Голые стены – украшенные двумя черно-белыми фотографиями африканской саванны. Такие же голые бетонные полы. Кухня под гранит, гостиная в коже, а ванная оштукатурена. Окна от пола до потолка с выходом на северо-восток прямо на реку. Один раз в неделю к Найлу приходила уборщица, а если он устраивал вечеринки, то и пару раз в неделю. В общем, это было бы последнее жилье, которое я выбрала бы, будь у меня доходы Найла. Однако сегодня такая обстановка действовала успокаивающе и совсем не раздражала.

– Какой мрачный день, – загадочно выразился Пэдди, когда мы входили в квартиру.

Скинув обувь, мы остаток вечера посвятили поглощению огромного количества дал с лепешками наан, запивая их остроту виски. Кто-то включил гигантскую плазменную панель Найла и выбрал именно тот сериал, под который я уснула прошлой ночью. Пэдди нагуглил речь Чарльза Спенсера на похоронах принцессы Дианы и зачитал ее нам, подражая (очень точно) манере Ника Ташена. Из огромных окон открывался панорамный вид на Лондон. Небо над городом представляло собой своеобразную радугу, где голубой цвет переходил в молочно-лавандовый, который, в свою очередь, трансформировался в жутковато-оранжевый, и все это подпирал черный. Дил так и не появился.

Где-то ближе к полуночи Джесс и Пэдди засобирались уходить.

– Кому-то завтра с утра на работу, – с легкой укоризной сказала Джесс. – Доброй ночи, любимые мои.