Только сегодня

Возможно, в какой-нибудь более счастливой параллельной реальности в этот новогодний день мы бы заказали себе еду прямо из ванной, а потом, облачившись в чистые пижамы, ели бы ее и с наслаждением похмелялись после вчерашнего. Задержав дыхание, я погрузилась под воду и ощутила наслаждение от наступившей тишины. Вода мягко удерживала меня в своем безмолвии.

* * *

На второй день я проснулась очень поздно. Сообщения сыпались ото всех, кроме Генри, и, что тревожило сильнее всего, не было ничего от Дила. Я выключила телефон.

Кухня, судя по всему, имела счастье подвергнуться обновлению годах эдак в шестидесятых прошлого века: сплошной линолеум и пластик. Я изучила содержимое холодильника: остатки увядшей руколы, открытая банка анчоусов и бумажный пакетик с кофейными зернами. Обследование шкафов прибавило трофеев – пара протеиновых батончиков и липкая бутылочка с соевым соусом. Воистину холостяцкая берлога. Я заварила кофе и поняла, что не ела почти два дня.

Тишина стояла невыносимая. Я слонялась по квартире в обнимку с кружкой кофе, разглядывая наиболее необычные предметы: покрытый патиной самовар, от которого пахло подгнившими фруктами, парчовая шкатулка для украшений с ключами для отопительных радиаторов вместо драгоценностей, небольшая фарфоровая статуэтка в виде забавного попугая. На стене прямо над дверью, где могла бы уместиться и полноценная картина, висел рисунок лошади, явно намалеванный детской рукой. Цвета – серо-буро-малиновые, пропорции животного очаровательно неверные – туловище слишком длинное, а глаза явно человеческие. В нижнем углу рисунка широкой кистью весьма небрежно были оставлены инициалы – МТ. Скорее всего, это существо нарисовала Марла, когда была маленькой девочкой. Мне нужно было выпить.

В гостиной стоял отлично укомплектованный антикварный барный столик. Среди марочных коньяков и портвейнов, без сомнений, дорогущих, стояла бутылка бурбона, которую я схватила и без промедления сделала один обжигающий глоток прямо из горлышка. Сладкий напиток одновременно смягчал и согревал мое нутро приятным и живительным образом. Пустой желудок отреагировал на алкоголь мгновенно. Прихватив бутылку с собой, я снова зарылась в постель.

На третий день случился нервный срыв. Я лежала в постели и голосила. Протяжные, громкие с надрывом стенания эхом разносились по пустой квартире. Бедная, несчастная Марла! Я выкрикивала ее имя, словно надеясь, что ее призрак явится ко мне. Я снова и снова звонила Генри, но он не отвечал. Мне нестерпимо хотелось поговорить с Дилом, но молчание с его стороны действовало предостерегающе. Придется звонить Пэдди и признать, что обо мне все забыли.

Складывалось ощущение, что мир закрылся от меня. А всего лишь через пару улиц бурлила жизнь в Сохо, проникая ко мне звуками и запахами: шуршанием льда в шейкерах, ароматами жарившейся курицы. Народ отчаянно куролесил перед тем, как наступит время возвращаться на работу. Это как вдруг поселиться в другой вселенной. Даже роскошная обстановка квартиры, казалось, насмехалась надо мной, будто я принцесса, втиснутая в рамки некой изысканной картины.

Вернулся голод и присосался к моему желудку, как ненасытная пиявка. Я набросилась на протеиновые батончики Генри, давясь их подслащенной кислятиной и своими всхлипываниями. В это самое время раздался звонок телефона, заставивший меня чуть ли не выпрыгнуть из собственной кожи. «Да разве ж у кого-нибудь еще остался стационарный телефон?!» – дико вытаращившись, думала я, мчась по коридору на звук древнего аппарата.

– Алло?

– Джони, хорошо, что ты там.

– Генри, о боже, Генри. Когда ты придешь?

– Вечером.

– Сегодня?

– Да.

– Я приготовлю ужин, ты чего хочешь?

– Да что угодно. Буду часам к семи. Если понадобится выйти, там у двери под половиком есть запасные ключи.

– Хорошо.

И он отключился.

Единственное, во что я могла одеться для выхода, – это мое праздничное новогоднее платье. Облачившись в него, я не смогла удержаться от идиотского смеха. На Риджент-стрит все еще горели рождественские гирлянды в виде светящихся контуров северных оленей, скачущих над вереницей туристических автобусов. В каждой витрине светились неоновые вывески – РАСПРОДАЖА. В магазинах было оживленно. В одной из витрин мое внимание привлек ярко-желтый джемпер, и я поняла, что запала на него, эта бескомпромиссная желтизна проповедовала веселье, чего я так жаждала. Мощная волна тепла, способного генерироваться лишь центральным отоплением, обдала меня с головы до ног, когда я вошла в магазин. Ряды вешалок с вечерними платьями, печалившимися о том, что в эти праздники их уже не пригласят на танец. Итальянская мама что-то выговаривала своей обиженной дочери по поводу белого пальто. Повсюду были разложены груды перемеренной одежды.