Только теннис

Самое глупое в нашей собственной дискриминации - причины, ее вызвавшие: страх, что страны Африки будут бойкотировать Московскую Олимпиаду. Но со сборной ЮАР никакая теннисная команда тогда не играла. В командных турнирах не поднимался флаг этой страны, не исполнялся ее гимн. Но как можно запретить отдельным спортсменам, родившимся в ЮАР, зарабатывать себе на жизнь, ведь теннис их профессия. Тем не менее нашлась масса бюрократов, которые раздували этот вопрос, показывая свою бдительность и чутье при полном отсутствии настоящей работы.

Сейчас можно вспоминать совершенно уникальные факты. На юношеских соревнованиях спокойно играли между собой теннисисты СССР и ЮАР, но юношеские соревнования в расчет не брались или о них просто не знали. Конкретного зачинателя всей этой свистопляски найти невозможно. В подобных делах всегда коллективная "ответственность". Я не верила, что походами в ЦК можно что-то изменить. Проблемы тогда решались сами по себе, точнее, сами по себе умирали. В те годы в теннисе была сильная федерация, состоящая из влиятельных людей, но и они ничего изменить не могли.

Что же в итоге мы потеряли? Не только теннис стал другим за эти годы, но и тренировки. Качество теннисного урока в Союзе было не хуже, порой и лучше, чем за рубежом. Но вот прошло шесть лет, мы приезжаем на Запад, а там уже не одинокий тренер мячи подкидывает, там с сильнейшими работают бригады, организованы теннисные центры. Мы среди зарубежных теннисистов, как провинциалы, впервые попавшие в столицу. А то, чего мы сумели добиться, я говорю о возвращении наших мест среди элиты, - это героизм. Героизм прежде всего личных тренеров теннисистов.

Но, став тренером, я ни дня не сомневалась: стену, отгораживающую наш теннис от мирового, пробьем. Меня не занимали южноафриканские проблемы, мое дело было восстановить то, что разрушили в собственном доме. Первая брешь в стене - решение сделать теннис олимпийским видом спорта - позволила нам кое-что отвоевать. В начале 1983 года в Москве проходил матч на Кубок Дэвиса, где наша сборная встречалась с командой Франции. В Москву приехали знаменитые французские игроки Лаконт, Ноа. Советская теннисная публика спустя годы увидела настоящий класс игры. На этой встрече присутствовал президент Международной теннисной федерации Филипп Шатрие. Филипп любил нас с Аликом, помнил наши матчи и всегда с симпатией относился к советскому теннису. Меня послали встретить его в гостинице "Космос" и привезти на переговоры в Спорткомитет к тогдашнему заместителю председателя Ивонину. По дороге Филипп все спрашивал: "Что же происходит? Вы же потеряли все позиции, которые завоевали". Я чистосердечно объяснила ему ситуацию: Олимпиада, бойкот и отсутствие денег. Филипп спросил: "Что я могу сделать?" Я попросила объяснить нашему руководству, что сейчас представляет собой мировой теннис, так как мои доводы - это одно, а его слова, переданные через переводчика, - другое. В своем отечестве, как известно, пророков нет. Потом нам как-то надо попасть на крупный турнир. А как? Теперь правила новые, нас нет в компьютере. "Я дам тебе две уайлд-карт, но не в основную, а в отборочную сетку первенства Франции", пообещал Филипп. У меня заколотилось сердце, я понимала, что получила первую зацепку. К тому же Филипп пообещал мне свою помощь, если я поеду в Нью-Йорк договариваться с WTA насчет уайлд-карт на открытое первенство США.

Я сказала, что, если он об этой трехдневной поездке поговорит с моим руководством, я буду ему благодарна. Все получилось очень хорошо, в Управлении спортивных игр нашлись деньги, чтобы послать меня на трое суток в Америку, а Филипп в несколько дней помог получить мне визу. Я отправилась в Нью-Йорк с трепетом, своих бывших соперниц и настоящий теннис я не видела уже несколько лет, я даже не знала, кто чем занимается в WTA. Но мне повезло, исполнительным директором WTA оказался Джерри Даймонд, который хорошо меня помнил, я в свое время даже останавливалась в его доме в Сан-Франциско. От решения WTA зависело, будем ли мы играть уже в том же году Уимблдон, в противном случае неизвестно, когда мы на него вообще попадем. К моему приезду Филипп всех уже подготовил. Энн Джонс, Бетти Стове были настроены меня поддержать как тренера, поскольку и они все уже были тренерами, и как старого боевого товарища. Теннисная семья - это теннисная семья.

Перед собранием зашла к Даймонду объяснить ситуацию и увидела, что он тоже взволнован: "Русские возвращаются в теннис". На собрании не было и половины тех, кого я знала, но меня еще помнили. Я высказала нашу просьбу, и когда замолчала, то увидела: наш вопрос пока в подвешенном состоянии. И тут Джерри Даймонд взял слово и сказал приблизительно следующее: "За все то, что сделали советские теннисистки Морозова, Крошина и Чмырева для развития женского тенниса в мире, можно вне правил, при отсутствии компьютера, дать две свободные карты сборной СССР на Уимблдонский турнир, первенство Франции и США".