Только твой (ЛП)

- Со мной она поговорит. Она не просто так вернулась в Нью-Хэмпшир, и я хочу выяснить, почему.

Терри глубоко и напряженно вздохнула, увидев, как Эван вошел в дом через заднюю дверь и бросил свои ключи на телефонный столик, как делал каждым будним вечером, пока жил в этом доме. Но телефонного столика больше не было и ключ, звякнув о кафельный пол, перекатился к посудомойке, где и остался лежать. Эван, похоже, ничего не заметил. Он был слишком занят – он глазел на Терри.

Она знала, что он видел – женщину средних лет с печальными глазами, парой неуничтожимых килограммов лишнего веса, улыбающуюся полной надежды полуулыбкой, взгромоздившись на самый уродливый предмет мебели из когда-либо сделанных человеческими руками. Это был столик, сделанный из толстого кленового горбыля, утвержденного на четырех столбах, массивных, как слоновьи ноги. Столешница представляла собой скошенную мозаичную пластину из дощечек «под клен».

- Неудивительно, что весь набор был куплен на складе товарных остатков с огромной скидкой. Если честно, то эта штука была такая же большая, коричневая и уродливая, как первый автомобиль Джо. Самая прекрасная вещь, которую я когда-либо видел в жизни, – сказал ее вернувшийся домой блудный муж.

Это несколько подтвердило ту теорию, что он бросил ее, потому что был придурошным психом.

– Уж не знаю насчет прекрасного, но меня уверяли, что он может выдержать почти всё... всё, что угодно. А поверхность можно обработать хлоркой. Ну знаешь, для дезинфекции.

Господи, со стороны она выглядит идиоткой. Ее план быть соблазнительной, чувственной и утонченной с треском проваливался.

– Я имел в виду тебя.

Может быть, дело было в ночной рубашке. Чтобы купить ее, она прошла через весь торговый центр и заплатила гораздо больше реальной цены, получив за это завесу из черного сатина, которой не давали упасть две тонкие, как макаронины, ленточки, свисающие с бюстгальтера. С натуральной грудью, слегка изношенной от воздействия гравитации, и с бедрами, слишком выделяющимися, чтобы быть манящими, она не чувствовала себя такой же сексуальной, как в примерочной кабинке, где освещение было приглушенное, а аудитория отсутствовала.

Однако, ее аудитория, кажется, не имела ничего против слегка изношенных телес, судя по выражению лица Эвана, идущего через кухню.

Сними туфли. Она открыла было рот, но тут же накрепко его захлопнула. Так что он остался в туфлях. И что? Дождя не было, а дорожка от подъездной аллеи к двери была выстлана плиткой, но…

Эван положил руки ей на колени и раздвинул их, так, чтобы встать между ее бедер.

Он пахнул по-другому. Это было тонкое различие, но он не пахнул, как ее Эван – Эван, который пользовался стиральным порошком, мылом и шампунем, которые она держала дома.

Как только его палец подлез под ленточку бюстгальтера и проскользнул на ее плечо, он наклонился вперед и поцеловал то самое место на ключице, как раз между горлом и плечом. Это место всегда безотказно заставляло ее трепетать.

Затем он сгреб ее волосы назад, так чтобы смочь прикоснуться губами к ее уху и прошептать: «Тебя убивает, что я не снял туфли, верно?»

Взрыв смеха разразился неожиданно для нее самой, и она не смогла сдержаться. Хорошо, что улыбнулся вместе с ней.

– Я услышал твой смех прежде, чем в первый раз увидел твое лицо, – сказал он ей, – я услышал твой смех и подумал, что я реально был бы счастлив провести какое-то время с тобой – чтобы заставлять тебя смеяться еще и еще.

– Как будто я могу забыть все те богомерзкие шутки, которые ты рассказывал, пока мы встречались.

– Большинство женщин бросили бы меня, но ты так же любила смеяться, как я любил слышать твой смех, – он протянул руку и собрал несколько выбившихся прядей ее волос у нее за ухом. – Мы всё время смеялись, Терри. Когда мы перестали? Почему мы перестали?

Вот было бы здорово, если бы зрелище жены в похотливой ночнушке лишало мужчину способности образовывать логически связные сентенции, не говоря уже о желании, зависая у нее между ног, анализировать, что пошло не так в их браке.

– Я смеюсь.

– Над ситкомами, но не в жизни. Не просто… чтобы посмеяться.

Обмякнув, как воздушный шарик на холоде, Терри положила ладонь мужу на плечо и слегка его толкнула:

– Теперь я жалею, что позвала тебя и попросила зайти.

Он перехватил ее запястье и поднес ее руку к своим губам. И когда он втянул ее палец себе в рот и слегка пососал, легкая боль сексуальной охоты где-то в спине разгорелась пышным приступом сладкой боли. Он встретился с ней глазами, и она почувствовала, как горячий румянец поднимается по шее и распространяется по лицу.

– Я нет, – сказал он ей.

– Это потому что мы не говорим о том, что не так с тобой.

– С тобой всё хорошо. Что-то не так было с нами, – он отпустил ее руку и поймал губы, так что она соскользнула на край стола, его скрытая джинсами эрекция уткнулась в нее, а ее ноги обвились ему вокруг поясницы, – но прямо сейчас давай сфокусируемся на том, что у нас правильного.

– Прямо сейчас мне немного затруднительно фокусироваться на чем бы то ни было.