Только твоя

Выругавшись на своем, Гюрхан наконец-то оставляет меня в покое, затем бросает что-то резкое Лиле и уходит.

Нинель с подругами, наводящие марафет у косметического стола, одновременно провожают его взглядом, а потом так же дружно смотря на меня.

– Вставай, – спрыгивает с верхнего яруса Лиля. В руках ее неряшливая палетка с тенями, лицо раскрашено до неузнаваемости. – Иначе Гюрхан тебя прибьет. И меня заодно. Вставай, вставай. Еще фингал надо замазать. Пора собираться.

– Собираться куда?

– Развлекать гостей, куда еще. Сегодня нас ждет насыщенная шоу-программа.

– Я не умею танцевать, – закрываю глаза и отворачиваюсь к стене.

Плевать мне на них всех, пошли к черту.

– Ты дура, скажи? – Лиля, как и Гюрхан минутой ранее, хватает меня за плечо и резко поворачивает на себя. – Мало тебе вот этого? – кивает на синяк. – Пошли, все не так страшно, как кажется. Вставай!

Нехотя поднимаюсь и, не обращая внимания на сарказм в глазах соседок, сажусь на засаленную банкетку. Устало оцениваю свое отражение. И портит меня совсем не наливаюшийся цветом гнилой вишни фингал, а просто пугающе пустые глаза. Потухшие, неживые.

Это сюрреализм. Не может быть этого в действительно со мной. Я все-таки до сих пор сплю и вижу невероятно длинный и реалистично-дурной сон.

– Я не умею краситься. Тем более так, – киваю на ее "смоки" и алую помаду.

– Я помогу тебе. Главное, больше цвета и блесток. Сядь удобнее, глаза закрой.

И я подчиняюсь. Буквально впадаю в некое подобие транса, когда она колдует над моей внешностью. Удивительно, но мне абсолютно наплевать скольких лиц касалась эта кисть для румян и скольких губ эта помада. Все равно. Безразлично.

И подобное состояние пугает.

Ложные силы, что бурлили во мне днем, иссякли.

Когда тебя предают – это так больно. Я даже не подозревала, насколько...

– Ну вот, и не видно, считай. Вот сюда только хайлайтера побольше, – довольно щебечет Лиля, размазывая по моей скуле что-то липкое и неприятное. – Гляди теперь. Красавица же, ну!

Без интереса вновь бросаю взгляд на себя в зеркало, и смотрит на меня из отражения отнюдь не я. Отвратительная, вульгарная, не знающая себе цену девица.

А может, наоборот, девица с ценой.

– Я не выйду так на люди, – это не злость, не истерика – констатация факта. – Я похожа на шлюху.

– Выйдешь. У тебя выбора нет.

– Это у тебя его нет. Ты смирилась.

А впрочем, может, идея выбраться отсюда не такая уж и плохая...

Сейчас там, в зале, наверняка много людей, затеряться в толпе будет гораздо проще. Где выход я уже знаю.

– Гюрхан сказал тебе вот это надеть, – и тянет мне веревки, что на деле, наверное, бикини.

Брезгливо беру лоскутки ткани двумя пальцами и даже не хочу думать о том, на ком это было надето раньше и стиралось ли после.

– Может, проще сразу выйти голой?

– Нет, сразу голой нельзя, запрещено, – серьезно опровергает Лиля, и я боюсь уточнять, что то есть потом, позже, обнаженка по умолчанию входит в меню? – Да прямо тут переодевайся.

И в доказательство ее слов Нинель, абсолютно не стесняясь, стягивает белье, облачаясь в похожий на мой купальник.

Смиряться ежедневно с этим унижением? Нет, ни за что.

Соберись же! Нужно сваливать отсюда любыми путями!

И путь я сегодня найду.

* * *

– Открой дверь!

– Отстань уже от меня!

– Виолетта, не будь идиоткой, ничего ужасного не произошло.

Не произошло ничего ужасного? То есть по ее мнению то, что творилось в том зале, это "ничего особенного"?

Я назвала унижением переодеваться при незнакомых девчонках, но нет, как вышло, это было даже близко не унижение.

Настоящий концентрированный стыд я испытала после. Когда увидела эти сальные глаза, мокрые от пота загорелые лица, увидела в их руках смятые купюры… Я испытала такой шок, что буквально приросла к полу за пропитанной запахом кальяна занавеске и отказывалась выходить до тех пор, пока не пришел разъяренный "босс" и не вытолкал меня буквально силой.

А там мне стало так плохо, что стошнило прямо на усеянную дешевыми блестками протертую сцену.

– Гюрхан психанул, конечно, но знаешь, не ты первая. Он отойдет, – "успокаивает" Лиля, и я устало закрываю глаза.

– Оставь меня уже одну, пожалуйста! Просто оставь!

– Дура! – выражается она, и наконец-то раздается скрип половиц.

Беру с полки первое попавшееся полотенце и яростно размазываю по лицу косметику вместе со слезами.

Пусть лучше меня убьют, но я больше никогда не выйду туда. Ни за что! Останусь сидеть в этой подсобке и пусть ломают эту чертову дверь.

– Она там закрылась, не хочет выходить, – снова слышу в коридоре голос Лили и звук торопливых шагов. – Я пыталась ее уговорить, все бесполезно! Упертая.

– Открывай дверь! – раскатистый голос Гюрхана и удар кулака по полотну в прямом смысле заставляет слиться со стеной. Но сдаваться я по-прежнему не намерена.

– Я не выйду больше туда, не просите!

– Ты еще не поняла, что здесь никто ни о чем не просит? – и одним ударом ноги сносит хлипкий шпингалет.

Он взбешен, в самой настоящей ярости. Таких злых и одновременно равнодушных глаз я не видела никогда в своей жизни.