Только твоя

– Ты что там устроила? – кидается ко мне и за лямки от верха бикини дергает наверх, заставляя подняться.

Грудь тут же оголяется, я прячу ее за рукой, но ему, кажется, плевать, что я стою перед ним практически голая.

– Пока ты здесь, ты подчиняешься только моим правилам, ясно тебе? – шипит мне в лицо, и ломанный акцент делает речь более агрессивной. – Здесь если только мое "хочу" и ваше беспрекословное "буду". Точка.

– За что вы так со мной? Что я вам сделала? – не могу снова сдержать слез, только на этот раз жалких.

– Мне? Мне ничего. Но, видимо, ты перешла там, в России, кому-то дорогу.

– Артемий Кайзер.

– Мне плевать как его зовут. Скажи спасибо, что здесь, а не гниешь в какой-нибудь канаве, – и кажется, тон становится более доброжелательным. Если этот человек вообще способен на подобное проявление чувств. – Почему стошнило? Отравилась?

– Я не знаю.

– Завтра вызову тебе нашего врача, – отцепляет от меня свои руки и осматривает с головы до ног. – Доходяга. И почему именно ты.

– Не поняла?

– Тебя хотят видеть в комнате привата, – просто бросает он, а я вся покрываюсь по́том липкого ужаса.

– М-меня?

– Да, тебя. Умывайся, приводи себя в порядок и жди. За тобой зайдут.

– Нет. Нет. Нет-нет-нет! – отчаянно, даже в какой-то накрывшей вдруг агонии, отрицательно трясу головой. – Я никуда не пойду! Ни за что!

– Уже забыла, кто устанавливает здесь правила? Не играй с моим терпением. Думаешь, ты первая здесь такая строптивая? Тебя никто не обидит, – проводит пухлым пальцем по моему плечу. – Если будешь себя прилежно вести. Несмотря на твой позорный выход, ты многим приглянулась. Свежая партия всегда интересна.

– Свежая партия? Я не товар! Не вещь. Не чья-то прихоть! Здесь же только танцуют, а не…

Он сально ухмыляется и все становится ясно без слов.

– Конечно, только. Вот сегодня первому покупателю и станцуешь. То, что он попросит, – развернувшись, бросает на ходу. – Зубы почисть.

Когда он уходит, в кладовую сразу же протискивается Лиля.

– Приват это хорошо, не волнуйся. Глядишь, нормальный попадется. Даст хорошие чаевые. Только придется ими поделиться с Гюрханом, такие правила. И прятать не вздумай, Таркан все равно потом ошманает и если найдет – хуже будет.

– Каким образом можно этого избежать? – цепляюсь за ее влажные и липкие от каких-то блесток для тела плечи. – Я сделаю что угодно, чтобы туда не идти!

– Эмин на такие вещи может повлиять, но вряд ли он здесь тебе помощник. Ты не сильно ему приглянулась, – и в голосе слышится явное облегчение.

– Я не пойду, нет. Не пойду!

– Не советую артачиться, ты же уже испытала на себе силу кулака Таркана, – кивает на мой синяк. – Сходи. Разведай. Если что, проверни этот свой трюк с плохим самочувствием. В обморок упади. Тоже потом достанется, но не так сильно.

– Это был не трюк! Мне действительно стало плохо.

– А ты не… – опускает взгляд на мой абсолютно плоский живот. – Ну, мало ли. Если что, у девочек есть тест на беременность. Но сразу говорю – Гюрхан ребенка не разрешит оставить. В таком случае все строем идут на аборт, без разговоров.

Она рассказывает об этом так просто, что мороз по коже.

Мысль о том, что я могу быть беременна меня не посещала, до момента, пока об этом не заикнулась Лиля.

А вдруг?..

Я боюсь даже думать об этом. Не сейчас! Не здесь! Не когда он меня предал…

– Неси тест, – произношу бесцветным голосом. – И косметичку.

* * *

Через час за мной заходит сам Эмин и, молча кивнув на выход, уходит, заставляя следовать за ним по темному коридору.

Я не знаю сколько сейчас точно времени, не понимаю, что будет дальше.

Осознав, что отмазаться от танца не получится, решаю если что воспользоваться советом Лили и упасть в обморок. К тому же даже играть сильно не придется – мне на самом деле так плохо, что я буквально валюсь с ног.

Может быть там есть окно или какой-то черный ход? Маловероятно, но нужно знать наверняка.

– Почему вы это делаете… – произношу, даже не надеясь на ответ. Эмин бросает на меня косой безразличный взгляд. – Уверена, что полно девушек, которые готовы выполнять эту... работу добровольно.

– Здесь все всё делают добровольно. Не вижу на тебе кандалы, – я впервые слышу его голос: он красивый и низкий, и не злой. Скорее равнодушный, как он сам. – Ты привыкнешь.

– Эмин, пожалуйста! – торможу и, набравшись невиданной смелости, хватаю его за рукав черной рубашки. Он не выдергивает руку и вообще никак не реагирует, но смотрит на сжатую в моем кулаке ткань так, что снова вдоль позвоночника бегут мурашки животного страха. – Помоги мне! Ты не такой как они, я знаю. Я заплачу́! Сколько скажешь. Только выведи меня отсюда и отправь обратно домой. Умоляю тебя! Ты можешь, я знаю!

Он отводит взгляд от моей руки, и я отцепляюсь интуитивно. Так же уповая на голую интуицию отхожу на два шага назад.

Мне страшно. Страшно до умопомрачения. Не Гюрхан с его угрозами и не Таркан с кулаками страшен. А он. Молчаливый, но такой опасный Эмин.

– Ты права, я не такой как они, – спустя вечность молчания произносит он. – Я гораздо хуже, – и коротко кивает на черную плотную занавеску. – Иди, он ждет.