Только ты

Дождь все шел, шел и не думал прекращаться. Однако вместе с дождем в город пришла долгожданная прохлада. Наступившее в середине сентября бабье лето было просто аномально жарким – температура иногда зашкаливала за тридцать, и поэтому, несмотря на дождь, сегодня была не непогода, а просто рай какой-то. Катя показала служебное удостоверение, шлагбаум убрали, и Приходченко подвез ее прямо к корпусу, где работал Тим. Быстро поднявшись по ступенькам, она мельком взглянула на часы. Возможно, она приехала сюда напрасно. Обычно, если не было срочных операций, он уходил с работы часа в три. Сейчас уже было четыре, но…

На посту в отделении никого не было, но Катя прекрасно знала, куда идти, – сама когда-то лежала здесь, и Тимка был ее лечащим врачом. Катю тогда привезли на «скорой» с проломленным черепом, а он ее оперировал. Так что сначала возлюбленный увидел ее, а она его только через несколько дней. Хотя Тим всегда утверждал, что влюбился в нее с первого взгляда, однако Кате мало в это верилось. Влюбиться в холодную, мокрую, всю в крови женщину, почти без признаков жизни… хотя кто их, врачей, знает? Может быть, чем безнадежнее больной, тем он милее докторскому сердцу? Она улыбнулась. Нужно будет при случае сказать это ее ненаглядному…

Дверь ординаторской оказалась запертой. Значит, все врачи точно разошлись. «Тим ушел, и пока доберется до родительского дома, точно вымокнет насквозь, – уныло подумала она. – Потому что его зонт остался у меня. А зонт остался у меня потому, что мы поссорились. А поссорились мы из-за этого идиотского букета. Лучше бы я его сразу выбросила…»

Рядом с постом была еще одна дверь, ведущая в крохотную каморку, – там обычно отдыхали ночные сестры. Почему Катя решила открыть эту дверь – она и сама не знала. Просто подошла и открыла.

На единственной в комнатушке кровати лежал Тим – с закрытыми глазами, блаженной улыбкой на лице и голый по пояс. Крупная девица в облегающей майке с вызывающим декольте боком сидела на краю кровати и как раз склонилась над лежащим, чтобы, как показалось Кате, поцеловать его. Прядь ее волос свисала Тиму прямо на обнаженную грудь – как раз на то место, куда Катя так любила укладывать свою голову… Катя не то охнула, не то всхлипнула и зажала рот ладонью. Тим открыл глаза, и парочка, находящаяся в комнате, дружно повернула к ней головы. Катин столбняк длился всего какие-то доли секунды: ничего больше не сказав, она развернулась, хлопнула дверью и почти бегом спустилась вниз. Приходченко в машине мирно читал прессу, когда она рывком открыла дверцу, плюхнулась на сиденье и приказала:

– Поехали!!

– Чого ты так бигла? – удивился водитель, с хрустом сворачивая газету пополам. – Маньяк за тобою гнався, чи шо?

Катя отвернулась к окну, чтобы он не заметил слез, тут же наполнивших ее глаза. Судорожно порывшись в сумочке, она нащупала темные очки и быстро надела их. Затем открыла окно и, размахнувшись, выбросила вон зонт Тима, который возила с собой весь день. Зонт тяжело шмякнулся в лужу у самого крыльца как раз тогда, когда из больничных дверей показался Тимур Отарович Тодрия собственной персоной. Он даже одеться не удосужился, как заметила Катя. Слезы лились у нее из-под очков, но она их не вытирала.

– Поехали!.. – еще раз, сквозь зубы, приказала она.

– Та поехали вже, поехали… – Приходченко лихо развернулся и, попетляв по проездам больничного городка, вырулил наконец на оживленную магистраль.

Сердце у Кати колотилось так, как будто она действительно долго бежала.

– Полаялысь? – озабоченно спросил Приходченко.

– Нет, – кратко ответила она.

– Та я вже бачу, шо нет. Куды едем?

– На работу.

– На работу так на работу. Ну, шо ты смалишь, як той паровоз, краще б пообидала дэ-нэбудь… Худюча така стала, страшно глянуть…

У Приходченко все женщины, вес которых был меньше девяноста килограммов, считались недокормленными дистрофичками. Ну а насчет курения… Катя даже не заметила, как, прикончив одну сигарету, тут же взялась за новую. Есть не хотелось. Ничего не хотелось. В сумке завозился и заполошно запел телефон. Звонок был от Тима. Не отвечая, она судорожно, до хруста пластмассы вдавила кнопку сброса, а потом отключила телефон совсем. Машина остановилась на красный. Дождь все усиливался и, внезапно перейдя в ливень, загрохотал по крыше. Дворники разгребали воду, льющуюся с неба потоком, но Катя почти ничего не видела: ее собственная вода, бегущая из глаз, размывала контуры мира. Ее счастливого мира. Который обрушился в один миг.

* * *