Только ты

– Ага, ага, – согласился коллега. – Слышал про вашу беду, знаю… Так на индюшку можно надеяться?

– Можно, – сумрачно подтвердил Лысенко. – Выберем. У меня этих индюков до хрена! И даже больше…

– Очень хорошо! – обрадовался коллега и испарился.

Майор с непонятным чувством посмотрел ему вслед, пробормотал что-то, касающееся личной жизни птиц, и тоже пропал в длинном коридоре Управления.

* * *

Бар в парке должен был открыться только к вечеру, но Катя попросила бармена прийти пораньше, чтобы поговорить в спокойной обстановке. Этот красивый парень хорошо запомнил одну из жертв, Серебрякову, которая долго сидела у стойки. И утверждал, что девушка уходила домой не одна.

– Посмотрите, это точно она? – Катя показала бармену фото.

– Точно. Она. Я ее хорошо запомнил.

Парень взял со стойки абсолютно чистый стакан и принялся его протирать.

– Сидела долго?

– Ну… довольно долго.

– Много выпила?

– Да порядком. Подруга ее даже сказала: Леся, хватит на сегодня. А то домой не дойдешь.

– Подругу хорошо помните?

– Ну, я же вам описывал… и фоторобот помогал.

У них уже был не только фоторобот, но даже и видеозапись, где отлично была видна сама убитая Олеся Серебрякова. Однако ее подруга все время сидела к камере спиной, и в результате портрет спутницы жертвы они получили только сзади. Катя, казалось, настолько хорошо запомнила этот коротко стриженный малоподвижный затылок, что сейчас узнала бы его из тысяч других. Но, чтобы хоть немного продвинуться дальше, им все-таки нужно было лицо. Однако ни на одной записи с камер, которыми теперь были щедро оборудованы все злачные места в парке, искомой коротко стриженной блондинки не находилось. Родители Олеси также не припоминали у дочери такой подруги. Не было похожей девушки ни среди сослуживиц убитой, ни среди родственников. Проверили даже связи ее бывшего мужа, но и он никого не опознал. А может, не захотел?

– Я хочу расспросить вас об общем впечатлении. Из какой она среды, может, вы отметили какие-нибудь особенности речи. Постарайтесь, возможно, имя ее вспомните?

– Одета она была неброско – свитер, джинсы. Но свитер из дорогих, это точно. Такой суперский свитерок на ней был, фирмы «Бенч».

– А почему вы решили, что именно «Бенч»? – заинтересовалась Катя.

– Так надпись через весь рукав! И рукава такие интересные, пальцы закрывают, как перчатки… знаете, такие перчатки отрезанные? Стильная штучка… и еще знаете, что мне показалось? Что она из этих, ну… буч[1], одним словом.

– А почему вы так думаете?

– Ну, по стилю поведения… И потом, она все норовила дотронуться до той, второй. Та уже нагрузилась по полной программе, а стриженая ее то по коленке гладит, то волосы так нежно перебирает… Хотя эта, Серебрякова, похоже, была совсем не против.

Да, Катя тоже отметила эту особенность на записи, которая, к сожалению, не отличалась особым качеством, да и девушек на ней то и дело закрывали подходящие к бару посетители. Однако из того, что она все же разглядела, можно было предположить, что подружки общались очень тепло. Не потому ли Олеся Серебрякова развелась с мужем, что у нее появилось новое увлечение в жизни? Тогда становится понятным и то, что она скрывала свою любовницу и от родителей, и от старых приятелей. Наше общество не поощряет таких связей. Ну а в баре, где их никто не знает, девушки могли отрываться по полной.

– Хорошо бы, вы еще имя вспомнили, – вздохнула Катя.

– Имя, имя… Мне кажется, эта, которую убили, называла ту, стриженую, по имени. Заковыристое имя такое… Анжела? Анита?

– Может, Алевтина?

– Похоже, но как-то не так.

– Вот, я захватила список женских имен. Посмотрите внимательно, вдруг определитесь.

– Вам налить чего-нибудь, пока я это… читать буду?

– Стакан минералки.

Он читал, чуть заметно шевеля губами, как бы примеряя к неизвестной блондинке одно имя за другим, а Катя пила маленькими глотками холодную воду.

– Нет, не вспомню. Знаете, столько народу каждый вечер…

– А мужчины с ними рядом не было?

– Клеился один, пьяный и сопливый такой, но стриженая его сразу отшила. Что она ему сказала, я не слышал, но эта Серебрякова очень смеялась. Ну а ее буч почти не улыбалась. Она эту Лесю прямо глазами ела – как будто ревновала или сто лет не видела, соскучилась. Да, и она постарше была, чем та… убили которую. Я думаю, где-то к тридцатнику.

– Колец, татуировок, пирсинга у нее не было?

– Нет, колец точно не было. Этот свитер, он же пальцы закрывает наполовину, и колец не видно… может, и были, но я не заметил. Пирсинга тоже не было, по крайней мере на лице. Но в ушах были сережки… маленькие такие колечки… да, в правом ухе штук пять… точно. А стакан она держала вот так, двумя руками.

Бармен показал, после чего немедленно кинулся доводить взятый в руки стакан до зеркального блеска.