… даже слишком похожа. Только не говори мне, что, убивая женщин, я свожу счеты с собственной матерью. Я хорошо разбираюсь в психологии, и у меня нет комплекса Ореста. Это было бы слишком примитивно. Да и с чего мне мстить матери, которой, к слову, уже давно и на свете нет? Согласен, она была не самой умной и красивой женщиной и не слишком верной женой. Она даже мною мало интересовалась. Впрочем, многие женщины не интересуются своими детьми. Непонятно, зачем они вообще их рожают? Но, не задумываясь о последствиях, а может быть, просто случайно, она все же меня родила. Однако ты, моя милая, уже никого не родишь. И совсем не оттого, что, боясь испортить свою божественную фигуру, ты сознательно исключила из своей жизни деторождение. Даже если бы захотела, ты уже не успеешь. Счетчик включен, дорогая. Время идет, песочек пересыпается. И вверху его остается все меньше и меньше. А внизу вырастает забавный холмик, в котором сначала увязнут твои ноги, потом ты не сможешь шевелить руками, ну а затем он и вовсе засыплет тебя с головой. Красивая получилась аналогия с могилой, правда? Жаль, что и этих писем ты никогда не прочтешь – просто потому, что тоже не сможешь. Твое время заканчивается, утекает, его остается у тебя все меньше и меньше… но ты беспечна, как подёнка, ты сама легкомысленно летишь к огню. А я подхожу все ближе и ближе. Но я не спешу. Живи сколько успеешь и сколько я тебе разрешу – пока я в полной мере вкушу блаженство игры! Иногда, в толпе, я нахожусь так близко, что могу коснуться тебя рукой. Порой даже я провожу пальцами по твоей коже. Однако ты не замечаешь этого. У всех вас, жителей мегаполисов, притупляются чувства. Вы не знаете настоящей страсти, настоящей любви, вы не чувствуете всеми нервными окончаниями, каждой клеточкой, как это умею я. И полновесной ненависти от вас также не дождешься. Вам незнакома разъедающая душу ревность, разве что только зависть… Поэтому и опасность для вас, путающих настоящую жизнь во всей ее многогранности, с плохо прорисованными компьютерными играми, – просто пустой звук. Все вы, от мала до велика, выглядите и поступаете совсем как ожившие манекены, биороботы, не понимающие, что жизнь всего одна! Что нельзя начать все заново, и когда тебя убивают, ты не встаешь больше, как супергерой в тупой компьютерной стрелялке, которого только что размазали по стене. Зачастую мне кажется, что один лишь я по-настоящему жив в вашем испорченном мире, потому что этот мир первоначально предназначался для таких, как я, – реальных и одушевленных. Он был устроен совсем не так – но вы искалечили, испоганили, изуродовали его и подстроили под свои мелкие душонки все. Вы едете, как огромное стадо, впритирку, прижимаясь друг к другу телами. Вы стоите так плотно, что ощущаете незнакомцев практически всей поверхностью тела – но именно ощущаете, а вовсе не чувствуете. И в этом – главная и основная разница между нами. Потому что я – личность. И я ненавижу вашу тупую стадность! Но иногда это скопище манекенов так возбуждает меня, что я спускаюсь в метро в час пик, хотя мне абсолютно нечего там делать. И я еду с тобой рядом, незамеченный, потому что ты принимаешь меня за такого же робота, каким являешься сама, и вдыхаю твой запах. Запах твоего пота, твоей туго натянутой на каркас кожи, под которой движутся, поскрипывая, шестеренки. И пробивающийся наружу запах машинного масла от трущихся друг о дружку железяк не перебивается даже запахом твоих духов. У тебя не самые лучшие духи, дорогая. Должен заметить, что у тебя совсем нет вкуса. Ты пользуешься с утра тяжелыми и слишком пряными вечерними ароматами. Мне, например, больше по душе запахи травы и листьев, дерева и цветов. Как упоительно обонять листву в осеннем лесу! Как терпко и нежно благоухают последние хризантемы! Но тебе недоступны тонкие наслаждения. Ты бьешь тяжелой артиллерией. Ты душишься крепкими духами с мускусом и сандалом, совсем как проститутка, отправляющаяся на ночную охоту. И ты неотличима от них во всем – скажи, разве ты хоть раз занималась со мной любовью, ничего не прося взамен? Ты красишь волосы на голове в неестественный цвет и сбриваешь их на теле. Однако этот невинный льняной детский цвет совсем тебе не идет. Только дети выглядят с ним натурально. Ты же вульгарна. Но ты считаешь по-другому, моя глупая Чиччолина. Ты кажешься себе неотразимой, когда намазываешь глаза, губы и ногти и выходишь в ночь, вооруженная этим наивным арсеналом, который не защитил еще ни одну путану. Однако, несмотря на то, что мы с тобой очень далеко отстоим друг от друга – и по шкале образования, и по социальному статусу – ты все же нравишься мне. В основном своей примитивностью… такой, наверное, была первая женщина в мире, созданная еще до Евы – Лилит. Лилит, появившейся на свет еще в те времена, когда в мире не было ничего, кроме Мужчины, Женщины и Бога. Но Бог давно покинул эту пару, и теперь мы с тобой одни. Мужчина и женщина. Заметь, теперь я пишу слово «женщина» с маленькой буквы. Потому что все это время ты продолжала падать. Деградировать. Я же остался Мужчиной. Хотя бы потому, что развиваю свои мозги и совершенствую навыки, а не стараюсь бить по обонянию, осязанию и зрению и тупо продавать свое тело первому встречному, как это делаешь ты. Нет, моя глупая, примитивная Лилит, я мыслю и действую куда изощреннее. И заставляю мыслить и действовать еще и других. О, им придется трудно – потому что я не оставляю следов. И не делаю ошибок. Я подхожу незаметно. Но не бойся, моя глупышка, ты ничего не почувствуешь. Это будет очень быстро. И даже не слишком больно. И на нашем свидании я обязательно подарю тебе цветы. Такие, какие ты предпочитаешь. Красные розы с вульгарной позолотой по краю их умирающих лепестков.