Только ты

Она больше не выглядела ни довольной, ни уверенной в себе королевой бала. Когда Марина появилась, переступила порог спортивного зала и подошла ко мне – она была бледная, как стена, с мокрыми глазами, встрепанной прической, и смотрела с неприкрытой ненавистью. При приближении девушки я не сразу рассмотрела выражение ее лица, но направленную на меня злость почувствовала издалека.

– Ты! Это все ты! Хитрая лживая гадина! Ненавижу тебя! Ненавижу! Это из-за тебя он так! Из-за тебя! Как только ты появилась, я сразу поняла, что следует ждать неприятностей!

Марина сказала это громко, бросив вызов звучащей музыке, но даже без ее нервного крика внимание оставшихся в зале учеников обратилось к нам. Для многих из них праздник продолжался, и сейчас на их глазах происходило нечто забавное и интересное. То самое «классное» событие вечера, о котором можно будет вспомнить на следующий день и посмеяться с друзьями. Рассказать обо всем в красках пропустившим зрелище одноклассникам.

Я еще не успела понять, что случилось, когда Марина занесла руку и ударила меня по лицу. Замахнулась снова, но кто-то из девчонок ей помешал. Зашикал испуганно, приводя заведенную злостью девушку в чувство.

– Маринка, перестань! Ты что, с катушек слетела?! Не ори! Хочешь, чтобы Стелла с физруком нам весь праздник испортили? Им только причину дай – перекроют кислород и разгонят по домам! Их от нас и так потряхивает!

Пощечина горела, я держала ладонь у лица, смотрела на одноклассницу, но боли не чувствовала, оцепенев от изумления. Больше пощечины меня ожег стыд. Воропаева ударила, а я все никак не могла понять: за что? Что происходит? Еще никто, ни один человек за мою короткую жизнь не бил меня, так что же я вдруг сделала не так?!

– А мне все равно! Пусть перекрывают! Не хочу такой бал! Не хочу! Нажаловалась на меня, да, Матвеева? Прикинулась бедненькой, чтобы тебя, несчастную, все пожалели! Сволочь! Сволочь и гадина, вот ты кто! Ненавижу!

Она вдруг рассмеялась, сотрясаясь в плечах.

– Он называет ее Скелетиной! – сообщила подругам, прожигая меня злым взглядом. – Скелетиной! Как вам прозвище?! Оборжаться! А ведь так и есть! Хитрая Скелетина, что пробралась в чужой дом и прикинулась хорошей девочкой! Почему он защищает тебя, Скелетина? Почему?! Ведь он тебя терпеть не может!

Я не думала, что Стас расскажет. Не ожидала. Наверно, это оказалось хуже всего – вот так запросто при всех прозвучавшее прозвище. Словно предательство. Моя рука упала сама собой.

– Маринка, кто «он»? – отозвалась любопытная Динка Губенко. – О ком ты говоришь?

– О Фролове! А вы разве не знали, что он приходится Матвеевой сводным братом и что они живут в одном доме?.. Да! Эта гадина сводная сестра Стаса, вот кто она такая! И почему, думаете, молчала? Чтобы всё, всё, что мы говорим о мальчишках, докладывать ему!

– Ничего себе! Матвеева, вот это сюрприз!

– Предательница! Платье надела… Оно не для тебя! Не для тебя, поняла!

Я все еще находилась в оцепенении, когда Маринка метнулась к столикам, схватила с ближайшего недопитый стакан с напитком и плеснула мне в лицо. Подхватив тарелку с пирожным суфле – с чувством размазала его по шее и лифу моего платья.

Я отшатнулась, не веря в то, что она делает. Что весь этот ужас происходит со мной! Сейчас рядом с Воропаевой стояли ее подруги, и Скворцова топталась за их спинами, боясь вмешаться, а Дашки не оказалось в зале. Все происходило слишком быстро.

– Что, Золушка, думала, вырядилась на бал принцессой? Надеялась, что никто не узнает, кто ты и откуда? – Маринка снова смеялась. – Все равно ты как была нищебродкой в драной шапке и сапогах, так ею и осталась, сколько бы твоя мачеха ни старалась выдать тебя за человека! Тебе никогда не стать такой, как я! Как мы! Ты – жалкая, ничтожная деревенщина!

Ее уже было не остановить. Злость сотрясала девушку с макушки до пят, и через секунду она вывернула на меня графин с вишневым пуншем. Я закрыла глаза, чувствуя, как по лицу и платью стекает холодная, липкая жидкость. Кусочки вишен и персиков застряли в волосах, и кто-то из девчонок весело сообщил об этом. Им всем было все равно, что до Насти Матвеевой и ее души. Все равно…

Наверное, я бы так и стояла, ошарашенная, изумленная, если бы Маринка вдруг не осела на пол и не разревелась, спрятав лицо в ладонях. Но представление было окончено. Музыка продолжала играть… И ученики, отсмеявшись, удовлетворив любопытство, возвращались к празднику.

Я сорвалась с места и побежала. Наткнулась на чью-то спину, оступилась, почувствовав, как боль до самого бедра пронзила ногу, но все равно не остановилась.

– Настя! Подожди, Настя!

Аня Скворцова догнала меня в коридоре, ведущем из спортзала, и схватила за плечи.

– Не слушай ее, Настя! Не слушай, – попросила, останавливая. – Маринка сама – лживая, завистливая дура! Если бы ты знала, как она изводила меня в младших классах! Все говорила, что она особенная, а я рябая курица! Она просто знает, что ты лучше! Лучше, потому и злиться!