Только всем миром

— Значит, посторонний человек взялся покараулить аварийную машину…

— Почему бы нет? Вместе попали в беду — отчего бы не порадеть почти что родному человечку? Да и вообще, Чекалин, на свете, учти, еще не перевелись отзывчивые люди… Логично?

— Вполне. Меня в связи с этим только вот что интересует: каким образом водитель ухитрился не оставить следов своей обуви на грунте? Испарился, что ли?

— Мда, — помялся генерал. — Это — вопрос.

— Можно еще один?

— Нет чтобы поддаться начальству!..

— Фамилия шофера… Достоверно ль, чтобы случайный пассажир знал ее? Я не могу представить себе ситуации, при которой явный убийца стал бы во всеуслышание объявлять свою фамилию.

— И чтобы посторонний человек, — в тон Чекалину подхватил генерал, — так вот, с ходу, без малейшей на то нужды запомнил эту фамилию… — Сразу, без паузы, перешел на деловой тон: — Думаю, ты прав: надо искать этого блондина. Именно он — ключ к разгадке.

Резко зазвонил один из телефонов. Генерал снял трубку с белого аппарата, стоявшего на столике несколько в стороне.

— Да, Николай Николаевич, — сразу сказал он, — добрый вечер. Нет, не ушел еще, как видите. Нет, я доволен. Преступник? Нет, еще не обнаружен. Чем же доволен? Тем, что следственно-оперативная группа на верном пути… — Некоторое время молча слушал. — Нет, Николай Николаевич, этого, к сожалению, я обещать не могу. Почему? Да потому, что это несерьезно было бы с моей стороны. Спасибо за внимание к нам. Не премину, почту своим долгом… — Положил трубку на рычаг, всем корпусом повернулся к Чекалину: — Эти звонки, учти, тебя не касаются. Тут моя забота. Лично я, даю слово, теребить тебя не буду. Одно требование: в двадцать один час — доклад о сделанном за сутки.

6

В райотделе внутренних дел, несмотря на поздний час, царило оживление. Люди толкались в коридоре, в приемной, в кабинете Исаева, где — вот уж кого Чекалин не ожидал сейчас встретить! — был также и Еланцев.

Собственно, уже одно присутствие здесь Еланцева в более чем неурочное это время говорило Чекалину — еще до того, как успел вникнуть в происходящее, — одно это говорило, что сейчас происходит нечто очень важное для розыска и следствия. Еланцев был своего рода порукой этому.

Взаимоотношения между следователями прокуратуры и сотрудниками уголовного розыска исчерпывающе регламентированы. По закону дело угрозыска, коротко говоря, выявить следы преступления, представить необходимые доказательства, найти преступника; дело следствия — изобличить виновного, доказать его виновность. Вот почему для суда имеют силу лишь документы и доказательства, оформленные следователем прокуратуры (речь, понятно, о делах соответствующей подследственности). Есть следователи, которые всерьез приступают к делу только после того, как преступник усилиями угрозыска предстанет пред их ясны очи, а до той поры проявляют себя не слишком-то активно. Но лучшие следователи поступают не так. Они стараются войти в дело как можно раньше, что называется, с первых шагов, и им не кажется, что они зря теряют время… даже если какая-то часть проделанной работы впоследствии окажется ненужной, не имеющей отношения к делу. Еланцев никогда не чурался черновой работы, но именно у него почти и не было «проколов», чаще всего он попадал в самую точку. Как правило, он появлялся как раз тогда, когда ему следовало появиться. Иногда — от обилия таких совпадений — даже так начинало казаться, что, дескать, стоит ему объявиться в угрозыске, как тут же самое важное и начинает происходить… Но это так, в шутку, скорее. А если всерьез — просто еще один аргумент в пользу древней как мир истины, что на ловца и зверь бежит.

Ладно, как бы там ни было, а сейчас Еланцев, как, впрочем, и сам Чекалин, оба они подоспели очень даже вовремя. Люди, находившиеся в райотделе, были таксисты. Те, что в ночь убийства работали на линии. Мало того, как оказалось, все они (тут надобно отдать должное сотрудникам райотдела — весьма оперативно развернулись!) по прихотливой игре случая были очевидцами наезда машины «47–47» на другое такси (госномер «23–38»), за рулем которого был водитель Соловьев. Произошло это дорожно-транспортное происшествие в начале первого ночи. Машину «47–47» в этот момент вел не Щербанев, а, по предварительным данным, какой-то молодой парень.

Еланцев приготовил бланки протокола допроса свидетелей. Первым пригласили в кабинет Исаева водителя Соловьева, чья машина пострадала от наезда. Допрос, так условились, вел Еланцев; Чекалин и Исаев, разумеется, тоже могли задавать вопросы — если понадобится.

Соловьеву было 37 лет, таксистом работает девятый год. По своему почину для чего-то добавил, что — отличник соревнования, а фотография его вот уже второй квартал находится на Доске почета. По существу же дела Соловьев показал, что сильный удар в левый борт машины он ощутил в тот момент, когда остановился у тротуара, чтобы взять пассажирку. Было это на привокзальной площади. Время? Ноль часов пятнадцать минут. Это — точно? Точнее быть не может: в момент удара машинально взглянул на вокзальные часы. А дальше? Что было дальше?