Только всем миром

Вдвойне досадно, что такой проступок совершил Кудасов. Опытный ведь работник, четкий, исполнительный! Чекалин не раз сталкивался с ним в деле — прекрасный всегда был помощник. И лет немало: около пятидесяти, и стаж работы в милиции — уж никак не менее двадцати пяти лет. Нет смысла объяснять ему, что в нашей работе, как, вероятно, ни в какой другой, успех достигается только последовательностью, методичностью поиска, в котором ни одно звено не должно быть пропущено, иначе все насмарку, — сам все прекрасно знает.

Да, Кудасов, несомненно, все это отчетливо сознавал.

Он не оправдывался— объяснял, как это все у него так погано получилось. Спал плохо — все боялся проспать, хотя, по совести, никогда такого не было — чтобы проспал, да и будильник завел для верности. Поднялся на добрый час раньше, чем нужно — в четыре. Побрился, позавтракал, оделся, даже шинель натянул на себя, но потом прикинул: минут двадцать, как минимум, можно еще в тепле побыть, прямо на кухне присел на стул — и как провалился! Открыл глаза — уже семь! Поздно уже!.. Право, даже и жалко было смотреть на Кудасо- ва — так казнит себя человек. Но и то ведь сказать — вина не из малых.

…Кабинет Исаева в райотделе более всего походил в этот день на какой-нибудь штаб, куда непрерывно сходятся донесения с поля боя. Штаб, положим, и есть, подумал Чекалин, штаб оперативно-розыскной группы. Что же касается донесений, то в данном случае это несколько громковатое слово лучше заменить другим: сведения, скажем, и тогда все будет на своем месте. Сюда, в кабинет Исаева, поминутно поступают сведения* могущие иметь отношение к делу, — все равно, прямое или косвенное. Самый объем всей этой информации был устрашающе велик. Преобладали сведения о лицах, имеющих сходство с преступником, совершившим убийство, точнее сказать — с композиционным портретом предполагаемого убийцы. Это начал делать свое дело помянутый портрет, размноженный фотоспособом во многих десятках экземпляров и широко распространенный по городу:

Просматривая сообщения, Чекалин с немалым удивлением обнаружил — притом двукратно, из разных источников — имя Виталия Горячева, парня из соседской квартиры. По одному из сообщений, на него указали как на шофера автобазы, работающего на польском «жуке», здесь полностью были названы имя его и фамилия. Второе сообщение было довольно туманным: дескать, парень 22–23 лет, который примерно с месяц назад разводился в нарсуде с Оленькой Горячевой; имя этого парня, разумеется, тотчас было установлено: суд помещался в здании напротив.

Виталика Горячева Чекалин знал с пацанов. Парень, в принципе, не золото. Был в его биографии и такой, не шибко украшающий его штрих: года полтора назад судили, его за угон такси. Цель угона, слава аллаху, вполне детская. Как увидел в пустой машине ключ, оставленный в замке зажигания, не выдержало ретивое: сел за руль, посадил эту самую Оленьку, тогда еще не Горячеву, рядом — и был таков. Много, правда, не наездил, задержали буквально через пять минут, не сопротивлялся, сразу все как есть рассказал. Зачем угнал? А покататься! Вернее — ненаглядную Оленьку покатать! Полгода потом высчитывали по приговору суда двадцать процентов с заработка.

Что до крайности удивило Чекалина, когда наткнулся в списке на своего соседа — как это самому не пришло на ум, что Виталий и впрямь чем-то смахивает на предполагаемого преступника? Только сейчас вот, когда, что называется, ткнули пальцем, обнаружил: похож, определенно ведь похож, чертяка! Правда, сколь помнилось, волосы у Виталия не больно-то светлые, скорее русый он, и разрез глаз, пожалуй, не тот… но какое-то сходство определенно имеется.

За Виталия Горячева Чекалин, вообще-то, был спокоен. В том смысле — едва ли он способен на убийство. Несмотря на тот случай с угоном машины, парень вроде доброкачественный. Спросил у Исаева — вызывали ли Горячева. Да, вызывали. Пустой номер. Не признали в нем Блондина. К тому же алиби у него: в ту ночь был в дальней поездке за пределами области. Чекалин еще поинтересовался, как вел себя Горячев. Оказывается, нормально вел себя. Как это — нормально? С некоторым испугом… Невольно улыбнувшись, Чекалин подумал: «А ведь, пожалуй, прав Исаев — «некоторый» испуг (или лучше сказать — опаска) и впрямь нормальное состояние для любого человека, которого вызывают в милицию…»