Если сравнивать с тем изобилием, что наготовила для нас Ники, когда я была у них с Тео, то сам обед был ужасен. Моя мама никогда не считала себя великим шеф-поваром и определенно им не была. И с этим ничего нельзя было поделать, жаркое получилось практически несъедобным. Но Тео отчаянно хотелось улучшить впечатление о себе, поэтому он был невероятно учтив. И даже несмотря на полусырую, залитую маслом жареную картошку, вечер получился отличный, Тео все равно ее проглотил и, широко улыбаясь, сказал маме, что получилось невероятно вкусно.
После обеда родители повеселели, и мама даже сказала, что Тео «славный мальчик». Я знала, на большее рассчитывать и не приходится, и когда почувствовала наконец, что они его одобряют, счастью моему не было предела.
Тео старался. Он на самом деле старался. Было очевидно, что ему хотелось загладить собственное молчание об отце, и поэтому он отчаянно хотел мне показать: я могу ему доверять, и я действительно ему доверяла. Выражаясь метафорически, мы вместе спрыгнули с утеса. Держась за руки, мы вместе преодолевали преграды, а тем временем все падали и падали и больше друг в друга влюблялись.
Тео хотелось каждый момент наполнить смыслом. В то время как мне нравилось оставаться дома и, свернувшись клубочком, смотреть кино, Тео любил проявлять спонтанность. Он часто возникал на пороге моего дома и требовал, чтобы я пошла с ним; мы заскакивали в поезд и ехали в Лондон, а затем смешивались с толпой людей на станции Лондон-Ватерлоо или терялись на узеньких пешеходных улочках, где торговали цветами, едой и антиквариатом. А если нам нечем было заняться, мы шли в парк и сидели на качелях, держась за поручни замерзшими руками, разговаривали о наших родителях, школе и всяких пустяках. Ему всегда хотелось куда-нибудь выбраться – куда угодно. Тео был импульсивным и легковозбудимым – полная противоположность мне, но именно поэтому он так будоражил. Он умел вывести меня из зоны комфорта.
Я была одержима Теодором Локхартом и совершенно ничего не имела против.
Когда начался март, мы с Тео встречались уже два месяца, погода становилась все теплее, и казалось, что жизнь наконец наладилась.
– Место отстой, – сказал однажды вечером Тео, когда мы выходили из небольшого французского ресторанчика, где только что поели. Мы шли по улице вдоль текущей через город реки, и Тео крепко меня обнимал. Легкий ветерок сдувал с моего лица волосы.
Я улыбнулась и уткнулась лицом ему в грудь.
– А я тебе говорила, фастфуд лучше улиток.
– Не говоря уже о том, что порции такие крохотные и стоят больше, чем все, что на мне надето, – едва слышно пробормотал он. Я подавила смешок. После секундного молчания он вздохнул, признавая свое поражение. – В следующий раз идем в «Макдоналдс»?
Я улыбнулась: наконец-то Тео сдался и согласился с тем, на чем я настаивала последние несколько недель.
– Мне больше нравятся куриные наггетсы, – призналась я.
Тео рассмеялся и обнял меня крепче.
– Розалин, детка, для тебя все, что хочешь.
Детка. Обычно мне не нравились прозвища, как не нравились они и самому Тео, но когда это слово слетело с его губ, мое сердце пропустило удар. Мы шли еще какое-то время, каблуки стучали по асфальту, а затем подошли к его машине и влезли внутрь.
– Ну вот, – мягко сказал он.
Мы уселись, и Тео взял меня за руки. Он поднес их ко рту и нежно обогрел своим дыханием. Мгновением позже он их растер, согревая меня в прямом и переносном смысле.
– Так лучше?
Я вся просияла и улыбнулась ему покрытыми рубиново-красной помадой губами.
– Просто превосходно.
Он улыбнулся в ответ и наклонился вперед, чтобы включить зажигание; берясь руками за руль, он снова бросил на меня взгляд.
– Так, – сказал он, медленно растягивая слова, будто нам принадлежала целая вечность – а она нам принадлежала. – Куда едем дальше?
Стоял март, и вечерний воздух был довольно холодным, пробирающим до костей – на мне легкое платье, но мне не хотелось, чтобы эта ночь заканчивалась.
Поэтому я улыбнулась и прошептала:
– С тобой куда угодно».
Следующие несколько недель мы с Тео проводили все свободное время у Грейс; она жила с мамой и двумя кошками. Грейс оступилась на лестнице и сильно повредила ногу, поэтому теперь мы за ней ухаживали. Она не могла обслуживать себя сама и была вынуждена целыми днями лежать в постели, поэтому настояла на том, чтобы кто-то находился рядом и помогал ей. И хотя Найя очень ее любила, вскоре она устала от постоянного нытья и попросила нас помочь – проследить за тем, чтобы Грейс не перетруждала больную ногу – не стало бы хуже.
Но были в этом и свои плюсы – Грейс часто спала днем, а ее мама работала по выходным, и это значило, что вся гостиная и коллекция фильмов оставались в нашем распоряжении.
Мы быстро привыкли к заведенному порядку вещей. Я проверяла, как там Грейс и не надо ли ей чего, сидела с ней, дожидалась, пока она уснет, а Тео тем временем выбирал фильм и делал закуски.
– Итак, – сказал Тео, когда мы уселись.
Я положила ноги ему на колени, а он обнял меня за талию и притянул к себе.
– Прошлым вечером я занес отца в черный список на телефоне.