Только женщины

И если в Марлоу царили уныние и подавленность, то вскоре наши путники убедились, что в других местах они дают себя знать еще сильнее. Женщины работали через силу, автоматически, на вопросы отвечали тихими, печальными голосами, и, помимо некоторого интереса к появлению Трэйля и слабых проблесков надежды, когда они расспрашивали о том, что делается на севере и на востоке, как будто и в мыслях ничего не держали, кроме неотложной необходимости поддерживать жизнь, за которую они так слабо цеплялись.

Трэйль и Эйлин поехали в Корнуэльс не потому, чтоб надеялись найти там иное, а потому, что им страстно хотелось оставить за собой хотя бы на несколько часов эту безотрадную пустыню суши и отдохнуть душой вблизи неменяющегося океана.

Корнуэльс казался вымершим. Кроме нескольких женщин вблизи Сент-Остелль, во всей провинции они не встретили живой души.

И вот как вышло, что в это ясное апрельское утро они сидели на утесе, далеко врезавшемся в море, и говорили о будущем.

* * *

Свежий апрельский ветерок пенил гребешки мелких волн, по которым скользили тени бегущих по небу рассеянных белых облаков. С трех сторон вокруг Эйлин и Трэйля до самого горизонта раскинулась непрерывной скатертью водная гладь.

— Здесь можно — забыть… — выговорила Эйлин после долгого молчания.

— Да, но надо ли? — возразил Джаспер.

Эйлин сдвинула колени, обхватила их руками и уперлась в них подбородком. — А что же мы можем сделать? Стоит ли надрываться, когда будущего все равно нет?

— Пусть так. Надо изжить свою жизнь как можно лучше.

Она задумалась, нахмурив брови. — Ты вправду думаешь, милый, что человечество доживает свой век?

— Не знаю. За последние дни я много раз менял свое мнение. Возможно, что где-нибудь и сохранилась нетронутой — быть может, на одном из архипелагов южных морей — раса, которая, постепенно развиваясь, снова населит мир.

— Или в Австралии, или в Новой Зеландии, — подхватила Эйлин.

— Об этом бы мы уже знали. Такая весть дошла бы до нас.

— А для нас, здесь, в Англии, в Марлоу, по твоему, нет надежды? Ведь есть же у нас несколько мальчиков, родившихся после чумы — и со временем будут еще дети — дети Ивэнса и других. Помнишь, ведь, мы по дороге еще видели двоих мужчин.

— Да, есть, но вырастут ли они? Мне сдается, что женщины вымирают. Им не для чего жить. Прошел всего год со времени первого появления чумы, а ты посмотри, что с ними сталось. На что они будут похожи через пять лет? Они будут кончать самоубийством, или просто умирать от тоски, от сознания бесцельности жизни. А те, у кого есть цель — матери — те одичают. Они будут так поглощены необходимостью как-нибудь прокормить себя и детей, что учить и воспитывать этих детей им будет уже некогда. Не знаю, может быть, я ошибаюсь, но мне думается, что нам угрожает постепенное вырождение и вымирание.

— И я сомневаюсь, — продолжал он — я сомневаюсь, чтоб эти дети, родившиеся при новых условиях, оказались очень жизнеспособными. Ведь, с отцовской стороны, это — дети похоти, и притом усталой похоти. Если б мы еще были молодым и сильным народом, как древние евреи, быть может, могучее семя побороло бы всякую наносную слабость, но ведь мы дети дряхлой цивилизации…

Эйлин вздохнула.

— Ну, а как же мы с тобой?

— Мы счастливы. Наверное, в данный момент самые счастливые люди на свете. И должны попытаться уделить частицу своего счастья другим. Мы должны вернуться в Марлоу и работать для общины. И, насколько это в нашей власти, сделать что-нибудь для молодого поколения. Может быть, можно было бы продвинуться дальше на север и попробовать научиться выделке стали — возможно, что там есть женщины, знакомые с этим делом — они помогут нам. Но я не думаю, чтобы это дало особенно благие результаты, помимо сохранения самого искусства выделки. Единственное, что мы можем — это временно ослабить трудности в одном каком-нибудь небольшом районе. Со временем, нам волей-неволей придется забросить мануфактуру и сосредоточить все свои усилия на добывании пищи. Нас слишком мало, и было бы проще и, быть может, целесообразнее пахать деревянным плугом, чем дожидаться плохо и медленно выделываемой стали. Страшней всего, что взрослые среди нас, и так немногочисленные, будут постепенно вымирать и, может быть, быстрей, чем мы предполагаем…

— Ну ладно. Будет! — воскликнула Эйлин, вскакивая на ноги. — Пока-то мы, ведь, счастливы, как ты сам говоришь, и наша задача ясна. Завтра же едем обратно в Марлоу, хотя мне страшно неприятно везти такие вести Эльзи.

Джаспер подошел и обнял ее. — Да, нам, во всяком случае, унывать не полагается. Это прежде всего.

— Я и не унываю, — весело воскликнула Эйлин. — У меня ведь ты! — и вот — море. Мы будем от времени до времени приезжать сюда, если дороги не очень испортятся.

— Да, если дороги не очень испортятся.

— А ведь терн и дикий шиповник уже тянутся через дорогу от изгороди к изгороди. Лес возвращается.

— Да, и лес и лесное зверье.

Он ближе привлек ее к себе, и так они долго стояли, вглядываясь в горизонт.

* * *

На юго-западе стерлась светлая полоска и теперь словно туман подползал к ним.