4. Авимелех же не прикасался к ней и сказал: Владыка! неужели ты погубишь (не знавший сего)
и невинный народ?“Владыка! неужели Ты погубишь… и невинный народ?…”
В очередной раз мы встречаем здесь обращение к Господу, как Промыслительному и Милосердному Судие — в еврейском тексте это слово — Адонай (от корня дан — судья). И опять это обращение связано с контекстом призвания Божиего милосердия и правосудия. Таким образом, имеется очередное подтверждение совершенной абсурдности точки зрения, что Адонай (а также и Иегова, Элогим) являются именами Бога. Названия эти Господа, соответствующие русским определениям — Милосердный Судия, Сущий, Творец Вселенной используются в еврейском тексте строго в соответствии с сопутствующим контекстом.В данном случае, как самое это обращение к Богу, так и исповедание Его Правосудия, напоминающее подобные же речи Авраама (18:23–25), дает ясные доказательства того, что следы истинного богопознания еще не вовсе исчезли из памяти лучших представителей ханаанских племен, одним из числа которых является в данном случае и Авимелех герарский.
5. Не сам ли он сказал мне: она сестра моя? И она сама сказала, он брат мой. Я сделал это в простоте сердца моего и в чистоте рук моих.
“Я сделал это в простоте сердца моего и в чистоте рук моих…”
Оправдываясь в своем поступке, Авимелех говорит, что он допустил его не по злоупотреблению правом сильного, а по неведению, будучи сам введен в заблуждение; в действительности же, ни с внутренней (простота сердца), ни с внешней (чистота рук) стороны в его действии не заключалось ничего преступного. Так рассуждал Авимелех с точки зрения своей, хананей-ской, морали, где взятие незамужней женщины в гарем царя почиталось честью, а не бесчестием для нее.6. И сказал ему Бог во сне: и Я знаю, что ты сделал сие в простоте сердца твоего, и удержал тебя от греха предо Мною, потому и не допустил тебя прикоснуться к ней;
“Я знаю… потому и не допустил тебя прикоснуться к ней.”
В содержании этого стиха заключен целый ряд глубоких истин: во-первых, здесь обнаруживается божественное всеведение, которое проникает в глубину наших помыслов и чувств; во-вторых, здесь раскрывается то высокое свойство Божественного Правосудия, по которому оно судит и оценивает поступки людей не по внешним фактам, а по их внутренним мотивам и нравственному настроению виновного; наконец, отсюда же вытекает и представление о Боге, как о верховном охранителе святости и чистоты брачного союза.7. теперь же возврати жену мужу, ибо он пророк и помолится о тебе, и ты будешь жив, а если не возвратишь, то знай, что непременно умрешь ты и все твои.
“он пророк
…” Здесь в еврейском тексте в первый раз употреблен термин “наби,” служащий техническим обозначением специального служения в Ветхом Завете. Основываясь на свидетельстве кн. Царств (1 Цар. 9:9[680]), некоторые говорят, что этот термин сравнительно позднейшего происхождения, которому в период судей предшествовал термин — “роэ” (провидец); отсюда выводят, что и все Пятикнижие — произведение позднейшей эпохи. Но более глубокий анализ Пятикнижия и более полная история термина “наби” свидетельствуют как раз о противоположном.Несомненно, что термин “наби” весьма древнего, домоисеева происхождения; но первоначально он не имел технического смысла, а соответственно значению своего корня (“наба” — говорить), указывал на человека, с которым говорил Бог или который сам говорил с Богом, вообще — стоял к Нему в более близких, непосредственных отношениях, возвещал Его волю и ходатайствовал перед Ним за других (7 ст.; Исх. 7:1;[681]
15:20; Чис. 11:29;[682] Втор. 13:1;[683] Суд. 6:8;[684] 1 Цар. 9:9; 3 Цар. 22:7[685] и др.). С течением времени подобные лица получили особое наименование “роэ” — провидцев, или прозорливцев, по более осязательному свойству их — предсказывать будущее; так было преимущественно в эпоху судей. Но в период царей, когда стали внимательно изучать Пятикнижие, снова было восстановлено и древнее название пророков — “наби,” как более полно выражающее идею их — посреднического между Богом и людьми — служения.