Толковая Библия. Том 11

"Очистившегося в храме, не с народом и не с шумом..." Этим апостол доказывает, что он не только не покушался осквернять храм, но, напротив, именно благоговея пред святостью его, вошел в него не иначе, как после подлежащего по закону очищения, и притом не с народом, который бы можно было возмущать тут, и не с шумом, который неизбежен при поднятии возмущения.

"Как же он (Павел) мог осквернить храм? Невозможно было одному и тому же очищаться и молиться, и в то же время прийти и осквернить храм?" (Златоуст).

"Нашли меня...", - не те, которые теперь обвиняют меня и лживо заявляют "мы взяли его", а совсем другие - некоторые Асийские Иудеи, с которыми собственно ему и надо бы иметь дело и отсутствие которых - наилучшее доказательство, что тут преследуются совсем другие неблаговидные цели.

20-21

Недоказуемая сама по себе, вина апостола осталась недоказанной и на состоявшемся суде Синедриона - последнее самое веское слово защиты и доказательство неосновательности дальнейших домогательств обвинителей Павла. Нельзя же, в самом деле, счесть преступлением Павла то слово, которое он громко произнес о воскресении мертвых и которое нашло согласных с ним в среде их самих!

22

В подлинном тексте данный стих читается значительно иначе: ακούσας δέ ταυ̃τα ο Φη̃λιξ ανεβάλετο αυτούς, ακριβέστερον ειδώς τά περί τη̃ς οδου̃ ειπών όταν Λυσίας ο χιλίαρχος καταβη̃ διαγνώσομαι τά καθ’υμα̃ς, т. е.: "выслушав это, Феликс отложил их (т. е. их дело), точнее узнав о сем пути, сказав: когда Лисий тысяченачальник придет, я разузнаю все относительно вас..." (Слав. текст).

Таким образом, здесь дело надо понимать так, что Феликс, получив более точные сведения о пути, т. е. об образе мыслей и верований Павла, и убедившись, что обвинения его совершенно напрасны, но вместе с тем и не желая резким отказом огорчить и возбудить против себя посрамившихся обвинителей (ср. 27 ст.), все же не освобождает Павла, объявляя об отсрочке этого дела, будто бы из желания подробнее узнать обо всем от Лисия.

Кроме непосредственного ознакомления с христианскими убеждениями Павла из его речей, Феликс мог иметь достаточные сведения о христианстве и из других источников. Довольно давно он был прокуратором Иудеи, еще давнее он жил там (см. к XXIII, 24 и XXIV, 10); христианство тогда распространилось уже по всей Палестине и в Кесарии, где, может быть, еще находился обращенный Петром сотник Корнилий. Наконец, многое мог знать Феликс и от жены своей Друзиллы, природной иудеянки, интересовавшейся христианством.

23

"Не стеснять его..." Как после в Риме, Павел, вероятно, состоял под присмотром одного воина (XXVIII, 16) и мог принимать всех.

24

Друзилла - жена Феликса - была дочь царя Ирода Агриппы 1-го, который убил Апостола Иакова и умер в Кесарии (гл. XII). Эта известная тогда красавица состояла сначала в замужестве за Азизом, царем Емесским (в Сирии), но Феликс, при посредстве какого-то волхва из Кипра, именем Симона, очаровал ее, и, разведшись с первою женою своею (именем также Друзиллою, внучкою известных Антония и Клеопатры) женился на ней (Флав. Археол. XX, 7, 1 и д.).

"Призвал Павла и слушал его о вере во Христа Иисуса..." Не для судебной защиты призвал и слушал Павла Феликс, а заинтересовавшись его личностью и учением христианским. Особенно желала, вероятно, видеть и слышать Павла Друзилла, как бывшая иродианка, без сомнения много слышавшая о христианстве.

25-26