Толковая Библия. Том 2

12–14. Расположенный к Руфи и готовый вступить с нею в брак, зная, равным образом, что и она желает брака именно с ним, Вооз, однако, настаивает, что это несомненное право Руфи должно быть осуществлено законным, формальным путем, что необходимо (всенародно IV: 1 ) предложить взятие Руфи более близкому родственнику ее, чем Вооз. Мидраш (s. 47) и раввины (Раши и др.), стоя на букве закона и полагая, что левиратный брак обязателен был лишь для брата умершего, называет этого предполагаемого брата Махлона - Тов (понимая слово tob (ст. 13) в смысле собственного имени), но последнее должно быть отнесено на счет простой раввинской изобретательности: в IV: 1 родственник Руфи не назван по имени (на что обращал внимание уже Абен-Езра). Руфь должна была спать на гумне Вооза до утра, именно до наступления полного рассвета (13b–14a): Вооз не отослал ее тотчас же ночью, с одной стороны, чтобы не возбудить в ней подозрения в нежелании Вооза исполнить просьбу Руфи, с другой - предотвратить возможную опасность для Руфи при возвращении ночью, со стороны ночных сторожей (ср. Песн. П. V: 7 [ 89 ]); рано же, до рассвета, Руфь должна была оставить гумно Вооза потому, что «благоразумие требовало остерегаться всяких сплетен, совершенно не имевших под собою основания» (И. Флав. Древн. V, 9, § 3).

15. И сказал ей: подай верхнюю одежду, которая на тебе, подержи ее. Она держала, и он отмерил (ей) шесть мер ячменя, и положил на нее, и пошел в город.

15. Может быть, этой благоразумной заботой о доброй репутации - своей и Руфи, а не одним расположением и попечением о пропитании Руфи и Ноемини ( ст. 17 ) вызван был дар Вооза Руфи - 6 мер (неопределенной величины) ячменя, всыпанных им Руфи в полотно и взваленных на плечи. Давая Руфи эту ношу, с какой люди привыкли уже видеть Руфь, Вооз устранял подозрение, какое могло явиться у всех знавших Руфь, в ранний час возвращающеюся от Вооза; устранить же эти подозрения было тем необходимее, что по иудейскому традиционному праву, при наличности этих подозрений, он не мог бы и жениться на Руфи: «если кто подозревается в сношениях с нееврейкой, то, хотя бы она обратилась в еврейство, он не должен на ней жениться» (Мишна, Иевамот II, 8, ср. Тосеф. 4, 6). Мидраш понимает 6 мер ячменя, данных Воозом Руфи, аллегорически: о шести или восьми потомках Руфи, наделенных 6-ю наивысшими качествами: Давиде, Езекии, Иосии, Анании, Азарии, Мисаиле, Данииле и Мессии (S. 52). - Вместе с Руфью в город, может быть, пошел и Вооз (но Vulg. видит в заключительных словах ст. 15 речь только о Руфи: ingressa est civitatem; женский род tabo вместо принятого мужского рода iabo имеют, впрочем, и многие кодексы еврейских текстов у Кеникотта Росси, напр., №№ 1, 47, 76, 93, 100 и др.). По Мидрашу (S. 52), Вооз шел вместе с Руфью, охраняя ее от нападений молодых людей.

16. А (Руфь) пришла к свекрови своей. Та сказала (ей): что, дочь моя? Она пересказала ей все, что сделал ей человек тот.

17. И сказала (ей): эти шесть мер ячменя он дал мне и сказал мне: не ходи к свекрови своей с пустыми руками.

18. Та сказала: подожди, дочь моя, доколе не узнаешь, чем кончится дело; ибо человек тот не останется в покое, не кончив сегодня дела.

16–18. Смысл вопроса Ноемини к возвратившейся Руфи Мидраш (S. 52) передает; «свободная ли ты еще или уже принадлежишь мужу?», на что Руфь ответила: «я - свободная». Принесенный Руфью запас ячменя - дар Вооза - еще более утверждает Ноеминь в доверии расположению его к Руфи, и она советует ей оставаться дома (в качестве обрученной Вооза) в твердой надежде на скорое, в тот же день, и точное решение участи Руфи Воозом, который до окончания дела не успокоится: «у благочестивых «я» всегда «я» и «нет» - «нет», - замечает Мидраш (S. 58).

Глава IV

1–12. Торжественное принятие Воозом обязательств относительно удела Ноемини и Руфи и брака с последней. 13–17a. Брак Вооза и Руфи и рождение у них сына Овида. 17b-22. Родословие Давида.

1. Вооз вышел к воротам и сидел там. И вот, идет мимо родственник, о котором говорил Вооз. И сказал ему (Вооз): зайди сюда и сядь здесь. Тот зашел и сел.

2. (Вооз) взял десять человек из старейшин города и сказал: сядьте здесь. И они сели.