Остров Мелит в то время находился в зависимости от Сицилии и управлялся сановником, упоминаемым на надписях с тем именно титулом, который придан ему в повествовании св. Луки о кораблекрушении, именно с титулом протоса (Деян 28:7). Вследствие своего выгодного положения на Средиземном море и удобных гаваней, Мелит всегда имел важное значение в торговле и войне. Сначала это была просто колония финикиян, и жители ее продолжали говорить испорченным финикийским языком и во времена ап. Павла. От карфагенян остров после пунической войны перешел к римлянам. Он славился своим медом и фруктами, хлопчатобумажными изделиями, превосходным строительным камнем и особой породой собак, высоко ценившейся римскими аристократами. Незадолго до невольного посещения его ап. Павлом он сделался постоянным убежищем киликийских пиратов, производивших опустошения среди торговых кораблей. Одно это обстоятельство служит достаточным доказательством того, что остров населен был слабо и изобиловал лесами.
Жители приняли крушенников с добротой и помогали им в собирании дров для отогревания закоченевших от холода и сырости членов. Ап. Павел также собирал дрова. Но когда он, принеся большую охапку сухого хвороста, бросил его в огонь, из него выскочила отогревшаяся ехидна и «повисла на руке» апостола. Увидев висящую у него на руке ядовитую змею и заметив, что он колодник, простодушные островитяне начали переговариваться друг с другом, что это должно быть какой-нибудь убийца, когда его, спасшегося от моря, праведное мщение преследует и на суше. Апостол же, нисколько не встревоженный, спокойно стряхнул гадюку в огонь, не потерпев никакого вреда. Туземцы ожидали, что он сейчас же упадет замертво. Долго они с тревогой наблюдали за ним, и когда заметили, что не последовало никакого вреда, то, подобно грубым жителям Листры, переменили свой взгляд и говорили, что он Бог.
В течение трех месяцев, до начала февраля, когда открывалась навигация, кораблекрушенники жили на Мелите, и в продолжение этого периода, благодаря опять влиянию ап. Павла, как с ним, так и с его сотоварищами жители обращались с крайней добротой. Неподалеку от места кораблекрушения лежал город, называемый теперь Альта Веччия, резиденция Публия, правителя острова, который был, вероятно, легатом претора Сицилии. Так как сотник Юлий был знатной личностью, то этот римский сановник, так называемый протос, оказал ему любезное гостеприимство, в котором дозволено было принять участие и ап. Павлу с его друзьями. Случилось, что в это время отец Публия лежал в горячке, осложнявшейся болью в животе. Св. Лука был врач, но его искусство было не так действенно, как сила молитвы ап. Павла, который, войдя в комнату больного, помолился у его постели, возложил на него руки и исцелил его. Слух об этом исцелении распространился по всему острову, вследствие чего жители отовсюду начали приводить к нему больных, и они получали исцеление. Можно быть уверенным, что ап. Павел, хотя и не основал здесь церкви, не упустил благоприятного случая для проповеди Евангелия. Он произвел на всех глубокое и в высшей степени благоприятное впечатление, и со всех сторон был окружен знаками почтения. Во время кораблекрушения они наверно потеряли все, кроме, быть может, тех денег, которые можно было спасти на себе; поэтому они крайне нуждались в помощи и в изобилии получали ее от любви и благодарности островитян, для которых невольное пребывание апостола было источником великих духовных и телесных благодеяний.
С открытием навигации сотник Юлий посадил своих узников на другой александрийский корабль «Диоскуры», который также зимовал на острове Мелит и теперь направлялся в Рим. В начале февраля корабль направился сначала в Сиракузы, где простоял три дня, и затем поплыл в Ригию, уже на италийской стороне Мессинского пролива. Оттуда с хорошим попутным ветром корабль быстро прибыл в Путеолы, один из главнейших торговых хлебных портов Италии, и узники должны были оставить его и идти дальше сухим путем. В таком бойком порту оказалось несколько христиан, которые радостно встретили апостола, проведшего у них по их желанию неделю, что вместе с тем служит явным доказательством чрезвычайной любезности сотника к великому узнику. «А потом пошли в Рим».