Толкование канона на Воздвижение

Что же последовало за этим преслушанием? Увы! Великою охраною прегражден был доступ к древу многоценной жизни; ибо поставил Бог херувимов и пламенный меч, чтобы охранять путь к древу жизни и раю, как написано. Для чего же? Для того, чтобы Адам не вошел в него и не вкусил от древа жизни, и таким образом не остался бы бессмертным, находясь в преступлении и тлении, что было бы величайшим злом: и ныне, сказано, да некогда прострет руку свою, и возмет от древа жизни, и снест, и жив будет во век (Быт. 3, 22). Поэтому и Иосиф Вриенний говорит: «поелику Адам после преступления старался войти в рай, стремясь к древу жизни, от которого если бы ему позволено было вкусить — он, грешник, остался бы бессмертным: то посему и раскаяние его не принимаемо было во внимание». (Слово о домостроительстве воплощения, том 2). Однако путь к древу жизни. так прочно охраняемому, открыло доброе и благодарное настроение праведного разбойника, ибо с его стороны благоразумием было то, что он порицал распятого с ним вместе разбойника, укорял самого себя и говорил: ни ли ты боишися Бога, яко в том же осужден еси? И мы убо в правду: достойная бо по делом наю восприемлева: Сей же ни единаго зла сотвори (Лук. 23, 40–41). Этот разбойник был вместе и ночной разбойник и умерший злою смертию; ночной разбойник, ибо по ночам находился в засаде, ища кого ограбить, умерший же злою или насильственной смертию, потому что за свои грехи претерпел насильственную и бесчестную смерть распятия на кресте. Сказав: помяни мя Господи, егда приидеши во царствии си (ст. 42), этими словами, как бы ключом, отворил запертую дверь рая и древа жизни и таким образом всем верующим во Христа и подражающим покаянию его, разбойника, даровано было наслаждение рая и вкушение от древа жизни[26]. Прибавляет же песнопевец в конце, что разбойник воспел песнь трех отроков, чтобы показать, что настоящая песнь есть седьмая и что разбойник показал, что распятый с ним есть Бог.

Отсюда и Афанасий Великий в похвалу разбойника говорит следующее: «О, разбойник, горький обвинитель иудеев! О, разбойник, защитник правды! О, разбойник, хранитель рая! О, разбойник, более честный, нежели Адам, в творении более верный, нежели праотец в раю! Тот, неблаговременно простерши руку к древу, лишился приобретения, а ты, благовременно простерши руки на кресте, приобрел потерянный рай. О, благоразумнейший разбойник, потерянный прародительский жребий одним мановением снова получивший! О, как ты первый удостоился царствия! О, разбойник, кратким словом небеса открывший! О, изобретший странную песню, сделавшуюся виновницей сокровищ! О, ты, сделавший крест средством восхождения на небо! О, ты, учитель законного разбойничества для людей! О, ты, научивший похвальному разбойничеству! О, ты, желанного воровства руководитель!» (Слово на великую пятницу). Откуда же заимствовал Косма вышесказанную мысль, что древа познания добра и зла не причастился, т. е. не вкусил Адам благовременно в надлежащее время? — Из слова Григория Богослова на Рождество Христово и на Пасху, ибо там он так говорит буквально: «древо же познания не было ни худо в начале насаждено, ни завистливо запрещено; но оно было полезно вовремя вкушаемое; созерцанием было это растение, как мое созерцание, приступить к которому было бы безопасно только людям более совершенным, а более простым и имеющим еще сластолюбивое желание не хорошо, как и твердая пища не полезна нежным и нуждающимся еще в молоке». Из этих слов мы делаем четыре вывода: во-первых, что Адам был несовершенный, во-вторых, что древо познания было мысленное, в-третьих, что от этого мысленного древа Адам в свое время имел вкусить, т. е. в надлежащее время, когда имел достигнуть совершенства[27], и в-четвертых, что это мысленное древо было еще не хорошо для употребления простым и несовершенным, каким был Адам, как совершенная и твердая пища не полезна маловозрастным и нежным, для которых еще нужно молоко.

Так аналогически понял древо познания Богослов и сказал, что созерцание то для Адама, еще несовершенного, было не полезно. Григорий же Фессалоникийский прибавляет, что если даже и в чувственном смысле понимать это древо, то и тогда не полезно было бы Адаму, еще не совершенному, страстно взирать на него и вкушать от его сладчайшего плода, потому что оно было самое прелестное в чувственном отношении из всех дерев рая: «ибо совершенным, говорил он, по своему свойству божественного созерцания и добродетели, принадлежит право иметь общение с самым приятным для чувства и не отводить ум от созерцания Бога, от песнопений и молитв Ему, а делать это предметом или поводом стремления к Богу» (глава 49 о естественных).