Думаю я, что Попечитель наших душ, то есть Бог, посредством этой притчи желает показать, какого рода и сколь большой вред потерпит душа, отсеченная от общения с Ним. Ведь в ничто обратится и бесполезною будет она во всяком доброделании — притом, без сомнения, будет предана наказанию и станет пищею всепожирающего огня. Так опять и чрез пророка Иезекииля, желая возможно яснее выразить то же самое, говорил: «Сын человеческий! Чем будет дерево винограда из всех дерев, находящихся между деревами леса? Разве возьмут от него бревно для производства (плотничной) работы? Или для того, чтобы вешать на нем всякую утварь? Огонь совершает ежегодное очищение его, и он истребляется до конца, разве годен будет на изделие?» (Иез. 15, 2–4). Разумей отсюда, что раз отсеченное и окончательно отторгнутое оказывается совершенно негодным и не могущим употребляться ни на что нужное, годным разве только для одного огня. Не ясно ли поэтому, что хотя бы мы и сделались
А отъемлется по какой причине? Чтобы вместе с имеющими низойти в огонь не казался осужденным от Судии и Владычный Дух. Если земные владыки ничего не присуждают поспешно тем, кто раз удостоены почестей и отличены царским благоволением, но если бы кто и оказался уличенным в том, за что он должен потерпеть справедливое наказание, тот подвергся бы этому (наказанию) не прежде лишения (заслуженных им) отличий, — то разве не необходимо, чтобы душа, Вышним Судом присужденная к наказанию, прежде чем подвергнуться злу, наперед как бы лишилась благодати Духа? Вот этому-то и подвергнется бесплодная ветвь, говорит Он, прекрасно и сильно подкрепляя наши души в стремлении иметь любовь к Нему, очевидно посредством совершения добродетели и непорочной веры.
Также и плодоносная ветвь, говорит, отнюдь не останется лишенною попечений земледельца, но будет очищаться для того, чтобы иметь силу к большему плодоношению. Ведь тем, кто избрали себе наилучшую и возможно совершенную жизнь и решились совершать добро и ходить во всяком боголюбивом жительстве, содействует Сам Бог, пользуясь силою Духа, как бы некиим ножом, и обрезая в них с одной стороны удовольствия, которые всегда вызывают плотолюбие и телесные страсти, а с другой — те пороки, которые обычно являются в человеческих душах, загрязняя ум различного вида злом. Это, по нашему мнению, и есть то нерукотворное и разумеемое в духе обрезание, о котором Павел говорит в одном месте: «Ибо не в наружности — иудей и не в наружности в плоти — обрезание, но в сокровенности — иудей и обрезание сердца в духе, (а) не в букве, кого похвала не от людей, но от Бога» (Рим. 2, 28–29), или опять в другом месте: «В Нем и вы, уверовав, обрезаны были обрезанием нерукотворным» (Кол. 2, 11).