Признает свой грех и не стыдится, ибо заявил, что бичевал Его напрасно, и им обещает показать это, предположив, что посредством столь жалостного зрелища он как бы насытит их неукротимый гнев, — едва даже не обвиняет их, наконец, как неправедных убийц, и притом смело, и как явно принуждающих его преступать закон — его, которому не останется безнаказанным преступление своих собственных законов. Таким образом, исполняется на Христе и оказывается истинным сказанное Им, что «идет князь мира сего, и во Мне не найдет ничего» (Ин. 14, 30). Заметь, как сатана, запутав все сверху донизу, не отыскивает решительно ничего неугодного Богу и греховного, что, быть может, если бы оказалось во Христе Спасителе, подвергало бы Его справедливому осуждению и делало бы повинным его (сатаны) обвинениям. Поэтому как в Адаме в одном он (сатана) победил целую природу человека, соделав ее носительницею греха, так и сам теперь побеждается от нее, ибо человек был (Спаситель), хотя и Бог по природе, не имевший греха, — и как осуждение вследствие преступления чрез одного первого совершилось над всеми, точно таким же, конечно, образом и благословение вследствие оправдания Христа чрез Одного Второго простирается на всех. И этому свидетель Павел, говорящий: «Как чрез одного на всех людей (в) осуждение, так чрез Одного на всех людей (в) оправдание жизни» (Рим. 5, 18). Итак, чрез Адама первого мы подверглись преслушанию и проклятию за него, а чрез Второго мы обогатились послушанием и благословением за него. Это потому, что Господь закона как Бог стал с нами блюстителем закона как человек. Поэтому мы найдем Его говорящим к нам: «Любящий Меня заповеди Мои соблюдет, как Я заповеди Отца Моего соблюл и пребываю в Его любви» (Ин. 14, 23; 15, 10). Смотри, вот заповедует нам как Законодатель и Бог соблюдать Его заповеди, а как законоблюститель вместе с нами утверждает, что Он и Сам соблюл заповедь Своего Отца.
Показал Господа всех нечестиво поруганным и издевательствами солдат невыносимо тяжело оскорбленным, надеясь, что несколько удовлетворится и прекратится необузданная ярость иудеев даже и от одного столь жалкого и бесславного зрелища. Но они оказались столь далекими от того, чтобы сказать или сделать что человеколюбивое по отношению к Нему или проникнуться милосердным настроением, что, превзойдя даже зверскую свирепость, устремились к еще большему злу, с более горячею настойчивостью стали требовать Его осуждения и вынуждали предать Его самой постыдной казни. В самом деле, какое наказание может быть столь жестоким, как распятие на дереве? Но, как кажется, одним только наставникам иудейским премудрейший Евангелист усвоил начало столь великого нечестия. В самом деле, заметь, с какою тщательною точностью говорит: