Толкование на Евангелие от Иоанна. Том II

Но, как полагали некоторые из неразумцев, неужели Христос говорит это по плотской любви? Отнюдь нет — впасть в такое безрассудство свойственно только тем, кто имеет глупый ум. Какую же пользу доставлял чрез это Христос? Во-первых, укажем на то, что Он желал подкрепить учение, пользующееся почтением и в законе. Что говорит закон Моисея? «Чти отца своего и мать свою, да благо тебе будет» (Исх. 20, 12). И на этом повелении не остановил речь к нам, но присоединил угрозу нам смертною казнью, если мы не захотим делать этого. Как бы в равном значении поставил грех против Бога и против плотских родителей. Так, богохульника закон повелел подвергнуть смертному приговору: «Называющий имя Господне смертью да умрет» (Лев. 24, 16). Совершенно такому же наказанию подвергал и того, кто вооружает невоздержный и необузданный язык свой против родителей: «Злословящий, — сказано, — отца или мать смертью да умрет» (Исх. 21, 17). Потом, если уж законодатель требовал от нас такую честь оказывать своим родителям, то разве не подобало столь достославную заповедь подкрепить и решением Спасителя? И так как всякий вид блага и добродетели исходит от Него первого, то почему бы к прочим не присоединился и этот? Ведь почтение к родителям есть действительно достопочтеннейший образ добродетели. Поэтому не оставлять в небрежении любовь к ним, хотя бы нас и окружали какие-либо невыносимые бедствия, откуда, скажи мне, можно бы было научиться, как не в первом и чрез первого Христа? Да, действительно, превосходен тот, кто помнит святые заповеди и не удаляет от себя достижение долга, не допуская этого не в спокойное время, но во время опасностей и невзгод.

К сказанному присоединю и то, что разве не подлежало Господу заботиться о Своей Матери, подвергшейся соблазну и смущенной неуместными мыслями? Будучи истинным Богом, видя движения сердца и зная глубины, неужели не ведал смущавших Ее, особенно в то время, при честном кресте, мыслей? Итак, зная Ее размышления, Он передавал Ее Своему ученику как наилучшему тайноводцу, могшему прекрасно и в достаточной мере разъяснять глубину таинства. Ведь он был истинный мудрец и богослов, который и берет Ее и отводит с радостью, исполняя всю волю Спасителя о Ней.

Посем Иисус, ведый уже, яко вся совершишася, да сбудется Писание, глагола: жажду. [458] Сосуд стояше оцта (уксуса) полн. Губу же полну оцта, на иссоп (трость) вонзше, принесоша Ему ко устом [459] (19, 28–29)

Когда исполнилось на Христе все нечестие безбожных иудеев и не оставалось уже ничего для полного проявления невыразимой жестокости, Его плоть в конце опять испытывает нечто ей свойственное и природное. Изнуряемая разнообразными издевательствами, она ощущает жажду. Ведь тяжелые муки способны вызывать жажду, уничтожая влагу в телесных сосудах внутренним и невыразимо сильным жаром и сожигая внутренности страдальца сильным воспалением. Всемогущему Богу Слову нетрудно, конечно, было отстранить и это от Своего тела, но как другое все допустил пострадать добровольно, так и это терпит по добровольному хотению. Итак, просил пить. Они же были столь немилосерды и далеки от любви Божией, что вместо полезного питья подали вредное и самое даже дело любви употребили для увеличения нечестия. В самом деле, подать пить просящему — разве это не представлялось одним из видов любви? Но Богодухновенному Писанию отнюдь невозможно было сказать ложь, как бы от лица Спасителя нашего Христа говорящего о них: «И дали в пищу Мою горечь и в жажду Мою напоили Меня уксусом» (Пс. 68, 22).

Но блаженный евангелист Иоанн говорит, что подали губку с уксусом, на иссоп возложив. Однако ж Лука, не упомянув вообще ни о чем таком, утверждает только, что подали уксус (Лк. 23, 36). А Матфей и Марк говорят (Мф. 27, 48; Мк. 15, 36), что губку «возложили на тростник». Ввиду этого, быть может, кто подумает, что Евангелисты разногласят между собою. Но никто из здравомыслящих, полагаю, не допустит подобной мысли. Ведь важно было сообщить вид нечестия, но совсем никакой необходимости не было указывать и образ, каким оно совершалось. Поэтому и божественный Лука не удостоил упоминания образ подания (губки), а говорит только вообще, что Ему, жаждавшему, подали уксус. Но несомненно, что и в столь малых и незначительных частностях Евангелисты не противоречили друг другу, хотя особенно в главном они совпадают и сходствуют, говоря согласно друг с другом.