Итак, долготерпеливо и милосердно Господь наш Иисус Христос, дозволяя еще общение предателя с прочими Его учениками, хотя «диавол уже вложил в сердце ему, чтобы Его предать» (Ин. 13, 2), — и это между прочим Евангелист счел необходимым указать вначале, — однако ж и его ноги умыл, делая неизвинительным нечестие его, дабы отступление его явилось плодом присущего ему зла.
Егда же умы ноги учеников и прият ризы своя и возлег паки, рече им: весте ли, что сотворих вам? Вы зовете Мя: Господь и Учитель! и добро глаголете, есть бо. Аще убо Аз умых ваши ноги, Господь и Учитель, и вы должны друг друга умывати ноги: образ бо дах вам, да якоже сотворих вам Аз, и вы творите
[207] (13, 12–15)Теперь уже ясно высказывает причину Своего поступка и говорит, что ради нашей пользы дал этот образец
несравненного смиренномудрия. Представляя неизвинительным порок гордости, считает нужным поставить на вид достоинство Своего лица. И в этом каждый усмотрит несравненное величие смиренномудрия. В самом деле, низменное само по себе и ничего не значащее каким образом могло бы подвергнуться унижению или куда может спуститься то, что лежит внизу? Ведь оно уже по природе своей может только низводить сверху вниз. А что находится на высоте, если оказывается в унижении, возбуждает удивление, ибо оно низошло в то, чем не было.Итак, Господь наш Иисус Христос, давая Своим ученикам, а вернее — чрез них всем живущим на земле, необходимый урок смиренномудрия, не просто говорит, что как Я омыл ваши ноги, так и вы должны делать. Нет, Он прежде выставляет на вид Свое достоинство и, указывая на присущую Ему природную славу, самим делом постыжает славолюбие. Ведь «Вы
, — говорит, — сами называете Меня: Господь и Учитель, и прекрасно говорите, ибо таков Я». Замечайте, как и между словом наперед позаботился об устроении верующих и предуказал на злоречие нечестивых еретиков. Ведь когда сказал к Своим ученикам: вы называете Меня: Господь и Учитель, то, чтобы кто не подумал, что по природе Он не есть Господь и не Учитель, но имеет это название как бы в качестве почести от Своих будущих последователей, счел необходимым прибавить, уничтожая подозрения их: и прекрасно говорите, ибо Я таков. Не простое только имя чести заключает в себе это Господь, как, например, мы, оставаясь рабами по природе, но по благодати украшаемые именами, превышающими нашу природу и достоинство. Но Он есть по природе Господь, властвующий над всем, как Бог, к кому сказано в одном месте гласом Псалмопевца: «Потому что все в рабстве у Тебя» (Пс. 118, 91). Он и Учитель по природе, «ибо всякая премудрость от Господа» (Сир. 1, 1) и всякий разум чрез Него. Как премудрость, Он умудряет существа духовные, и всякой твари разумной, как небесной, так и земной, Он всевает подобающий ей разум. Как Сам Он, будучи Жизнью по природе, оживотворяет все способное к жизни, так и, поскольку Он есть Премудрость Отца, влагает всем дары мудрости, то есть разум и всякое ведение благ. Итак, Сын есть по природе Господь всего и Учитель. Когда поэтому Великий по славе и такой, как Я, являюсь не умедлившим снизойти до такого уничижения, что даже умыл и ваши ноги, то как же и вы, говорит, станете отказываться делать это друг другу? Научает этим, что надо не превозноситься пред почестью других, но думать, что сораб превышает его и преимуществует во всем. Да, весьма прекрасное наставление, ибо не думаю, чтобы кто мог указать что-либо равное с привычкою смиренно мудрствовать, и ничто так не разделяет братьев и друзей, как ненасытное пожелание пустяшных отличий. Ведь мы всегда почти стремимся к большему и пустые почести мирские заставляют наш непостоянный ум увлекаться более блестящими. Поэтому, чтобы нам освободиться от такого недуга и прекратить столь отвратительные пожелания, — ведь обман и ничто другое есть страсть славолюбия, — будем воспринимать в свой ум Самого Царя всех Христа, для того омывшего ноги учеников, чтобы и мы умывали ноги друг друга. Чрез это будет устранен всякий род гордости и всякий вид мирского славолюбия удалится прочь. И действительно, если Господь по природе является как слуга, то как же раб не захочет потерпеть что-либо ему приличное и не подвергнется самому крайнему наказанию?
Аминь, аминь глаголю вам: несть раб болий господа своего, ни посланник болий пославшаго его. Аще сия весте, блажени есте, аще творите я
[208] (13, 16–17)