Может быть, кто скажет и подумает, что Сын Сам говорит против Себя. Но этого нет. Он не сказал бы ничего напрасного или излишнего, хотя и делает иногда полезные повторения для тех, кто не мог вполне следовать Его словам. Впрочем, и в настоящем случае приносит нам немалую пользу, присоединяя это к прежним словам. Так как Фома спрашивал, куда Он уйдет, или: как можем мы знать путь, не ведая, куда Он пойдет, то счел нужным сказать:
Так можно понимать изречение в отношении к простейшему и неисследованному знанию. Если же кому будет угодно обратиться и к самому исследованию предмета посредством тонких умозрений, то он также найдет истину в словах Сына. Правда, Божественная природа совершенно недоступна никакому уму и осмеливаться на всецелое расследование того, что есть по сущности Создатель всяческих, служит признаком полнейшего умоповреждения. Впрочем, есть отчасти возможность и для нас собирать некоторое знание как бы в тенях и загадках, как бы некое зеркало представляя уму перечисление присущих природе Сына преимуществ. Из того, что есть Сам Он и что совершено Им, когда Он стал человеком и прежде Его вочеловечения, соответственным образом каждый наконец может дойти до созерцания Родившего Его. Замечай, пожалуйста, присущую Ему славу и силу, имей в виду Его неограниченную власть над всем. Что, скажи мне, даже из превышающего разум оказывается не устроенным Его свободными мановениями, как до плоти, так и с плотью? Но, явившись нам таковым чрез самые дела, говорит: «Я и Отец одно есмы: видевший Меня видел Отца» (Ин. 10, 30 и 14, 9). Следовательно, согласно смыслу этого изречения, подобает идти от образа к первообразу и от отражения, конечно, и к тому, кого это отражение. И мы не говорим, как некоторые из обыкших думать иначе, что Сын уподобляется с Отцом какими-либо приобретенными и внешними достоинствами, ни что Он, как кажется это заблуждающимся, называется образом Бога и Отца как хотя и обладающий Его славою, силою, премудростью, но имеющий другую природу. Эта болтовня их и цветистые словоизвержения, а вернее — нечестие измышлены для извращения и уничтожения единосущности Сына, конечно, соответственно их нечестивой и богопротивной цели. Но как Сын истинно, неизреченно и сверхразумно рожденный из сущности Бога и Отца, Он есть отпечатление Его и образ и отражение, нося в Своей природе свойство сущности Родившего Его и красоту природных преимуществ. Не будем подобными им безумцами и не доведем свой ум до такого нечестия, чтобы Того, Кто не есть Бог по природе, называть подобным Богу, не рожденного из сущности Бога и Отца наделять славою Божией, — или говорить, что всецело тварное и приведенное из небытия в бытие может когда-либо истинно носить всю Божественную силу и премудрость и быть таким же, как должна мыслиться Божественная и неизреченная природа Бога и Отца. В самом деле, какое же в таком случае будет различие между Творцом и тварью или что может служить посредствующим разделением тожества сущности между созданием и Создателем? Ведь если всецело обладает славою и силою и премудростью Его, в равной мере с Богом и Отцом, то что большего будет в Нем и какое преимущество будет иметь пред нами или пред тварью, я совершенно не мог бы сказать, да и они, предполагаю, окажутся не в состоянии.
Итак, не внешними достоинствами Сын представляется нами равным Отцу и не как кто-либо в начертании на доске является пред нами посредством разнообразного сочетания красок, изображая и подменяя вид царя, но Он есть начертание и истинный образ Родившего Его, в Своих собственных и природных качествах делая явною природу Отца. Поэтому-то и говорим, что невозможно никому познать Отца, если прежде не познают Его, то есть Сына.