Но Евангелие, сказав об этой внешней победе зла, сейчас же одним характерным штрихом обозначает всё прежнее ничтожество торжествующего зла… И, одержав внешнюю победу, зло не усилилось. Оно осталось трусливым рабом…
Иуда, совершив предательство, добившись цели, торжествует… Но, торжествуя, он дрожит… Торжествующая дрожь! Ему видятся большие опасности и страхи. «Ведите Его осторожно», — говорит он… Кого он боится? Себя самого… Истинно торжествующая дрожь!
А подвижник креста укрепляется во внутренней силе. Отпадает шелуха земного… Его опора — в одном Небесном Отце.
Так сбрасываются последние путы земли. Подвижник креста оставляется один. В часы, дни, месяцы, годины душевной тучи, когда сплошной пеленой надвинется истребляющее зло, когда поднимется вся враждующая низость, когда боренья охватят сплошным кольцом, когда невыносимость напряженности достигнет крайних пределов, тогда ничто, решительно ничто из земного не окажет поддержки боримому духу… Ни родство, ни дружба, ни даже самая любовь не смогут проникнуть до глубин боримой души, раствориться в ней и влить в нее елей мира и вино бодрости… Тогда одинока душа подвижника… Тогда всё земное и человеческое бессильно подойти к ней и оказать поддержку.
И повторяется Гефсимания: «Тогда, оставив Его, все бежали»…
Очевидно, так необходимо… Очевидно, что в бореньях духа, в преодолении зла не требуется внешней поддержки… В этот миг Сын Божий отклоняет поддержку даже ангельских сил. «Неужели вы думаете, что Я не могу теперь умолить Отца, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов?» (Мф. 26, 53)… Очевидно, так нужно, чтоб ушла вся земля, как ненужная и бессильная, и остался дух человека наедине со своим Небесным Отцом… Очевидно, так нужно, чтоб между духом крестоносца и Господом не было ничего заслоняющего и Господь остался одной жизнью, одной силой, одной надеждой, одним устремлением и одной радостью… Очевидно, нужно, чтоб отпало земное и вся сила души безраздельно отдалась своему Источнику — Богу.
И оставленный всеми Господь, единый с Отцом Небесным, в величавом спокойствии победителя пошел к Своему Кресту. Так и подвижническая душа, оставившая земное и оставленная бессильным человеческим, в величавом спокойствии победительницы идет к своему кресту, потому что с ней ее Господь и Небесный Отец.
Так как путь креста есть путь отвержения мира и земли, то, конечно, мир не выносит отрицания его и, конечно, он обрушивается на подвижника. И так как стихия зла — ложь, то мир сначала яростно атакует подвижника своим главным оружием — ложью. Ложь делается главным орудием борьбы с подвижничеством. И около каждого крестного пути разливается море клеветы. И чем выше путь, тем гуще и злобнее клевета.
Это совсем понятно, потому что ложь есть природа зла, и зло не может сказать истины, так как само оно есть отрицание истины, да и что может зло сказать против пути правды, кроме неправды?…
Так зло клеветало даже на Божьего Сына, Чистейшего чистых, в Котором не было и тени греха.
Чем отвечать подвижнику добра на ухищрения зла? — Молчаньем, терпеньем. Его опора — Бог, и в Божье Царство он идет. Если мир ненавидит его, то это знак, что он на верном пути. Если бы он был от мира, то мир любил бы свое (Ин. 15,19). Мир, клевеща на правду, сам свидетельствует о себе, что дела его злы. И что отвечать Ему? Оправдываться и говорить о правде Но ведь открывать миру правду — не значит ли показывать ру, что его истина есть ложь? И не вызовет ли разоблачение еще большее озлобление мира-зла? Потому и Христос молчал и не отвечал ничего.
Вслед за идейным оружием — клеветою мир направит на подвижника и свое внешнее оружие — физическое насилие в разных его формах. Действовать им проще, чем защищать мнимую истину: «закрыли лицо». Ударами бича покажи, что ты прав, потому что у тебя сила. И вот, «слуги» мира-зла, т. е. рабы его, усердствуют во внешнем торжестве над правдой.
Так начинается путь физических страданий первого Крестоносца — Господа.