И один Господь Иисус Христос, Которым все, и мы Им.
Все приведено в бытие через Сына, и мы также через Него приведены в бытие и в благополучие, то есть сделались верующими и перешли от заблуждения к истине. Слыша слова: один Бог Отец и один Господь Иисус Христос, не подумай, что имя Бога присвоено исключительно Отцу, а имя Господа Сыну. Ибо безразлично, и Сын называется Богом, например, в словах: от них Христос по плоти, сущий над всеми Бог (Рим. 9, 5); равно и Отец называется Господом, например, в словах: сказал Господь Господу моему (Пс. 109, 1). Но поскольку у апостола речь с эллинами, чтущими многих богов и многих господ, то он ни Сына не назвал Богом, чтобы они, привыкшие к многобожию, не подумали о двух богах, ни Отца не назвал Господом, чтобы не подумали, что и у нас много господ. По этой же причине, то есть щадя немощь слушателей, не упомянул здесь и о Духе, подобно как пророки ясно не упоминали о Сыне по немощи иудеев, чтобы они не подумали о рождении страстном. Поэтому постоянно прибавляет: один; говорит: нет Бога, кроме Единого; и: один Бог; иодин Господь. Итак, Отца назвал единым Богом для отличия от лжеименных богов, а не от Сына; равно и Сына назвал единым Господом для отличия от лжеименных господ, а не от Отца.
7. Но не у всех такое знание: некоторые и доныне с совестью, признающею идолов, едят идоложертвенное как жертвы идольские, и совесть их, будучи немощна, оскверняется.
Не все, говорит, знают, что Бог един, а не много богов, или что идолы суть ничто.
Некоторые и доныне с совестью, признающею идолов, едят идоложертвенное как жертвы идольские, и совесть их, будучи немощна, оскверняется.
Сказал неопределенно: некоторые, желая обнаружить их перед всеми. Ибо много было таких, которые перешли от идолослужения к вере, но которые даже доселе, то есть и после того, как уверовали, едят идоложертвенное, как жертвы идольские. С совестью, признающею идолов, то есть имея об идолах такое же мнение (какое имели до обращения), почитая их за нечто и боясь их, как могущих нанести вред. Поэтому не сказал, что идолы оскверняют, но что совесть их (вкушающих) оскверняется, так как она слаба и не может понять, что идолы ничто; ибо они сами по себе не могут осквернять никого. Итак, пойми, что (вкушающие идоложертвенное) испытывают подобное тому, как если бы кто-нибудь, по обычаю иудейскому, почитал прикосновение к мертвецу осквернением, но, видя, что другие прикасаются к нему с чистою совестью, из стыда перед ними прикоснулся бы и сам, он не осквернился бы, но осквернился бы в совести, будучи осуждаем ею.
8. Пища не приближает нас к Богу: ибо, едим ли мы, ничего не приобретаем; не едим ли, ничего не теряем.
Чтобы не сказал кто-нибудь: «я ем с чистою совестию, и что мне за дело, если кто по своей немощи соблазняется», объясняет, что и самое вкушение идоложертвенного, хотя бы с решительным презрением к идолам, не имеет никакого значения. Ибо хотя бы брат твой и не соблазнился, то и в таком случае ты не сделал бы ничего похвального и богоугодного; потому что пища не приближает нас к Богу.
Ибо, едим ли мы, ничего не приобретаем; не едим ли, ничего не теряем.
То есть ни в случае вкушения мы не имеем никакого превосходства перед другими и не совершаем дела, особенно угодного Богу, ни в случае невкушения не терпим потери и унижения.
9. Берегитесь однако же, чтобы эта свобода ваша не послужила соблазном для немощных.
Этим устрашает их. Не сказал – «это знание» ваше, но – эта свобода,
то есть самовольство и гордость да не послужат соблазном для слабых. Более виновными делает их то, что они не щадят и слабых, которым должно было бы помогать.
10.
Ибо если кто-нибудь увидит, что ты, имея знание, сидишь за столом в капище, то совесть его, как немощного, не расположит ли и его есть идоложертвенное?