Толкование путешествий. Россия и Америка в травелогах и интертекстах

Русский травелог Диксона имел два измерения, две задачи. С одной стороны, это географическое продолжение «Новой Америки», проверка ее расово-сексуальных выводов на материале другой культуры. С другой стороны, Диксон продолжал свой диалог с Герценом, который был для англичанина важным и спорным авторитетом по русским вопросам. Диксон поехал в Россию вместе с сыном своего патрона и товарища по строительству Хрустального дворца, редактированию «Атенеума» и путешествию по Америке. То был Чарльз Дилке, умерший в Петербурге в мае 1869 года, будучи там британским комиссаром на выставке садоводства; ему посвящена «Новая Америка». «Свободная Россия» была задумана Диксоном вместе с девятнадцатилетним сыном Дилке, который был по-гамлетовски одержим местом смерти отца. Чарльз Дилке младший уже бывал в России, а теперь просил совета у Герцена в октябре 1869 года. Русский эмигрант был встречей «бесконечно доволен. Светлый, прямой, образованный англичанин. ‹…› Он был в Сибири и у донских казаков, в Таганроге и на Севере. ‹…› Я уверен, что его книга о России будет хороша», – писал Герцен о новом владельце «Атенеума»[220].

Младший Дилке действительно жил потом в русской деревне, изучая язык и нравы; но книгу о России написал Диксон, и вряд ли она понравилась Герцену.

Диксон признает, что «деревенская республика» – так он называет общину – действительно уникальна; она существует только там, где живут русские. «Что это – Аркадия, Утопия, Новый Иерусалим, ферма Брук, Онайда, Остров любви?» – в своих терминах задает автор тот самый вопрос, которому Герцен и следующие за ним поколения русских социалистов посвятили жизни. Но он сразу видит разницу. Земля тут принадлежит общине, как у шейкеров, у библейских коммунистов или у левых интеллектуалов с фермы Брук; но, в отличие от американских экспериментаторов, русская община придерживается самых патриархальных взглядов на секс, семью и женщину. Сельская община тормозит развитие России, – делает Диксон вывод, который пропастью отделяет его от русских радикалов. Позиция Герцена и Огарева, которые, по словам Диксона, «видят в этих деревенских обществах зародыши новой цивилизации Востока и Запада», теперь вызывает у него насмешку. На основе своего американского опыта и вполне следуя за Нойезом, Диксон уже формулировал принцип, который лежит теперь в основе его разочарования в русских надеждах: «Нельзя иметь социализм без коммунизма»; нельзя обобществить землю и сохранить семью; нельзя верить в общину и не верить в общность жен. Это, продолжал Диксон, показывает «весь имеющийся опыт, получен ли он в большом масштабе или в малом, в Старом Свете или в Новом»[221]. Все же в Новом Свете нашелся Нойез, который довел незавершенные попытки социалистов до их логического конца. А что в России? Есть ли у русской общины такого рода продолжение, и к чему оно ведет?

Поэтому Диксона так интересует русский мистицизм, раскол, сектантство. В России, как в Индии, объясняет английский писатель, существуют сотни сект. Согласно информации, которую Диксон получил от не очень осведомленных русских информаторов, древнейшей и самой многочисленной из русских сект являются скопцы; за ними следуют хлысты, а молокане и духоборы – секты более мелкие. Количество страниц, которые уделяет всем им Диксон, соответствует этим оценкам. Наиболее красноречиво описаны скопцы:

Они появляются в магазинах и на улицах как привидения. ‹…› Они не играют и не ссорятся, не лгут и не воруют. Секта секретна. ‹…› Ее члены кажутся такими же, как все люди, и не обнаруживают себя не только в течение многих лет, но даже всей жизни; многие из них занимают высокие посты в этом мире; их принципы остаются неизвестны тем, кто считает их своими ближайшими друзьями. ‹…› Известно, что они богаты; говорят, что они щедры. ‹…› Все банкиры и ювелиры, сделавшие большие деньги, подозреваются в том, что они – Голуби[222].