Толкование путешествий. Россия и Америка в травелогах и интертекстах

Примером является судьба историка русских сект Дмитрия Коновалова (1876–1947)[267]. В свое время известный автор[268], скоро он оказался совершенно забыт; поэтому наряду с анализом его книги я расскажу здесь о его необычной карьере. Окончив Московскую Духовную академию, Коновалов, сын крестьянина из-под Могилева, был оставлен преподавать там греческий и французский. Впоследствии он преподавал и латинский, но его научным интересом были русские секты. Получить благословение от Академии на их изучение в полевых условиях он не сумел. Пользуясь своим статусом, он добился доступа к архивам провинциальных судов и духовных консисторий, ответственных за расследования разнообразных сектантских «преступлений». В этой своей методологии он шел по следам британских «кабинетных антропологов» (armchair anthropologists), строивших свои нарративы на основе собирания и систематизации сомнительных источников, типа миссионерских или административных отчетов. Те, правда, занимались далекими колониями; Коновалов же открывал экзотические обычаи и нравы людей, говоривших на его языке и по всем признакам принадлежавших к населению метрополии[269]. По своему содержанию подход Коновалова тоже был отличен от модных в конце XIX века антропологических построений, вершиной которых стала «Золотая ветвь» сэра Джеймса Фрезера.

Концепцию Коновалова можно описать как психологическую. Согласно его собственным словам, работа с архивными делами убедила его в том, что для изучения сект духовного образования недостаточно; и Коновалов поступил на медицинский факультет Московского университета, занимаясь там в клинике нервных болезней и на кафедре психиатрии. Любопытно представить, как днем он преподавал древние языки своим студентам в рясах, а вечерами, надев белый халат, учился осматривать истеричек.

В 1905 году в Московской Духовной академии было решено учредить новую «кафедру истории и разбора русского сектантства». На нее претендовал петербургский епархиальный миссионер Димитрий Боголюбов. Трое преподавателей Академии, включая знаменитого Василия Ключевского, дали по его поводу резко отрицательное заключение. В этой полемике столкнулись, в очередной раз обнаружив друг друга, миссионерский мир русской контрреформации – и мир академических ученых, профессионалов просвещения. Как писал один из этих рецензентов о Боголюбове,

автор спорит с грамотеями-начетчиками сам как грамотей-начетчик, а не как кабинетный ученый от лица науки. ‹…› Трудно допустить, чтобы человек, прошедший высшую богословскую школу, сам не замечал ‹…› призрачности одерживаемых такими средствами миссионерских побед. ‹…› Каковы бы ни были успехи его как практического полемиста, пересаживать приемы такой полемики в академическую аудиторию совершенно неуместно[270].

В противовес Боголюбову, Совет Академии обсудил на заведование новой кафедрой кандидатуру Коновалова. Она была одобрена Советом и подлежала утверждению Синодом. Впрочем, у Коновалова не было еще требовавшейся для этого высшей ученой степени, которая называлась магистерской. 24 октября 1908 года он с успехом защитил в своей Академии диссертацию «Религиозный экстаз в русском мистическом сектантстве». На защите Коновалов определял заглавное понятие как

своеобразное душевное волнение, разряд нервно-психического возбуждения, вызываемое искусственными религиозными упражнениями, подготовленное суровым аскетическим режимом и обусловленное ‹…› психофизической организацией самих сектантов-экстатиков[271].

В соответствии с принятыми правилами диссертация Коновалова была опубликована еще до защиты (в нескольких номерах «Богословского вестника» в 1907–1908 годах и отдельным изданием в типографии Московской Духовной академии)[272]. Впрочем, как гласил титульный лист, то была лишь «часть 1, выпуск 1» задуманного исследования. Автор объяснял на защите, что представлена была часть труда, которая описывает «телесные явления сектантского экстаза в их последовательном развитии».