Толкование путешествий. Россия и Америка в травелогах и интертекстах

Когда вы смотрите на Россию, вы должны принимать во внимание исторический фон. Русские сейчас живут лучше, чем жили при царе. ‹…› Я бы не хотел коммунизма здесь в Америке, но он имеет смысл в России[390].

В том году состоялись новые выборы, курс стал меняться, и вице-президентом при умирающем Рузвельте стал Трумэн. Если бы им оставался Уоллес, он вскоре стал бы американским президентом. История пошла бы другим путем: наверное, не было бы холодной войны, и возможно, не было бы хрущевской оттепели. Будучи министром торговли уже в кабинете Трумэна, Уоллес предлагал поделиться ядерными секретами с Россией; то была бы «страховка мира», считал Уоллес. Супругов Розенберг за сходное намерение отправили на электрический стул. Скоро Уоллесу пришлось подать в отставку, а потом он в качестве кандидата в президенты от Прогрессивной партии проиграл новые выборы. Коммунисты поддерживали его, стареющие троцкисты выступили против.

Согласно воспоминаниям философа Ричарда Рорти, его отец оставался «лояльным попутчиком Коммунистической партии» до 1932 года (Ричард родился годом позже). Интеллектуальная траектория Рорти дает пример того, как следующее поколение интеллектуалов преодолевало свое наследство fellow-travelers. Когда Ричарду было двенадцать лет, главными книгами на стеллаже его родителей были два тома, изданные Комиссией по расследованию Московских процессов под председательством философа Джона Дьюи. Это общественное расследование, в свое время знаменитое, объявило Троцкого невиновным в тех фантастических преступлениях, в которых его обвиняла советская власть. Рорти вспоминает, что с большей страстью он читал разве что том Крафт-Эбинга по сексуальным расстройствам, который стоял на той же полке. «Литературу и революцию» Троцкого Рорти знал отлично. Выйдя из компартии США, Рорти-старший уехал в Делавэр; после убийства Троцкого он укрыл в своем доме одного из секретарей покойного. «Я вырос, зная, что все приличные люди если не троцкисты, то по крайней мере социалисты», – вспоминает крупнейший американский философ[391]. Действительно, главным примером и учителем нового поколения американских левых был именно Троцкий. Это он показал Америке, как совместить доверие к Марксу с ненавистью к Сталину. По словам американского историка Эли Зарецкого, тоже помнящего лучшие времена левого движения, «самым крупным нью-йоркским интеллектуалом за все времена был, без сомнения, Лев Троцкий»[392]. Другой нью-йоркский интеллектуал писал, что в 1930‐х годах Нью-Йорк «стал самой интересной частью Советского Союза ‹…› – единственной частью этой страны, в которой борьба между Сталиным и Троцким выражалась открыто»[393]. Борьба шла в главном органе левых интеллектуалов, Partisan Review, основанном в 1934 году выходцем из России Филиппом Равом. Первоначально он был связан с американской компартией, но Московские процессы переделали Рава в троцкиста.

С приходом Рузвельта троцкисты стали левым крылом политической элиты. В начале 1930‐х, вспоминает Рорти, «мои родственники помогали писать и организовывать предвыборную программу Нового курса»[394]. Действительно, у Нового курса было много связей и с Троцким и американскими марксистами, и с Дьюи и философами-прагматистами. Но Рорти, лидер нового поколения прагматистов, профессионально озабочен тем, чтобы отделить левую идею от ее коммунистического наследства. Ленин был главой «фундаменталистской секты», считает Рорти; марксизм был «больше религией, чем светской программой социальных изменений». На исходе ХХ века Рорти все еще призывал американских левых отбросить свое историческое доверие к Советской власти так же, как когда-то протестанты отбросили веру в непогрешимость папы[395].

Свет с востока